– Садитесь! – рявкнул Громков, и Ольга села.
– Вы только что вернулись из поездки в Швейцарию, не так ли?
– Д-да… да, – она начала заикаться, – но это… это было… я получила разрешение от…
– Шпионаж является незаконной деятельностью, Ольга Романенко.
– Шпионаж? – она ужаснулась. – Я не знаю, о чем вы говорите.
Один из мужчин уставился на нее, и Ольга внезапно поняла, что на ней надета всего лишь тоненькая ночная рубашка.
– Идемте, вы поедете с нами.
– Но это какая-то ужасная ошибка. Я работаю в библиотеке, спросите там у кого угодно…
Мужчина рывком поднял ее на ноги.
– Идемте.
– Куда вы меня забираете?
– В контору. Там с вами побеседуют.
Они разрешили ей накинуть пальто поверх ночной рубашки, и, спускаясь по лестнице к машине, Ольга дрожала от холода и думала обо всех людях, которых увезли вот в таких машинах и которые больше не вернулись. Ужасный страх охватил ее.
Громков сел за руль, а Ольгу посадили на заднее сиденье рядом с Земским. Она почему-то меньше боялась Земского, но ее потряс сам факт ареста и все то, что происходило с ней.
– Прошу вас, поверьте, – искренне сказала Ольга, – я никогда не предам мою…
– Заткнись! – рявкнул Громков.
– Послушай, не будь таким грубым с ней, – сказал Владимир Земский. – Я, между прочим, верю ей.
Ольга почувствовала, как в сердце затеплилась надежда.
– Времена изменились, – продолжал Земский. – Товарищ Горбачев не желает, чтобы мы беспокоили невиновных людей. Те времена уже в прошлом.
– А почему ты решил, что она невиновна? – спросил Громков. – Может, виновна, а может, и нет. В конторе это быстро выяснят.
Ольга сидела и слушала разговор мужчин, а они говорили о ней, как будто ее вообще не было рядом.
– Послушай, Юрий, – сказал Земский, – ты же знаешь, что в конторе она сознается во всем, независимо от того, виновна или нет. Мне это не нравится.
– Очень жаль, но мы ничего не можем поделать.
– Можем.
– Что?
– Послушай, почему бы нам просто не отпустить ее? Можем сказать, что не застали ее дома. Поводим всех за нос день, другой, а потом про нее забудут, потому что в конторе и так много людей, которых надо допрашивать.
Ольга попыталась вставить слово, но в горле у нее пересохло. Ей очень хотелось, чтобы мужчина, сидящий рядом с ней, убедил своего спутника.
– Почему мы должны рисковать своими головами ради нее? – проворчал Громков. – Что нам от этого? Как она отблагодарит нас за это?
Земский повернулся к Ольге и вопросительно посмотрел на нее. У Ольги неожиданно прорезался голос.
– У меня нет денег, – сказала она.
– Кому нужны твои деньги? Денег у нас полно.
– Но у нее есть кое-что другое, – сказал Громков.
Прежде чем Ольга успела ответить, Земский обратился к Громкову.
– Послушай, Юрий Иванович, ты не можешь требовать от нее этого.
– Пусть сама выбирает. Или будет ласковой с нами – или мы отвезем ее в контору, где будут избивать неделю, а то и две. А потом, наверное, они найдут для нее подходящую психушку.
Ольга слышала об этих психушках: неотапливаемые камеры полтора метра на три с деревянными нарами без спальных принадлежностей. «Быть ласковой с ними – что это значит?»
– Пусть сама выбирает.
Земский опять повернулся к Ольге.
– Ну, что ты предпочитаешь?
– Я… я не понимаю.
– Ты же слышала, что сказал мой коллега. Если будешь ласковой с нами, мы тебя отпустим, а через некоторое время о тебе, наверное, и вообще забудут.
– А что… что я должна сделать?
Громков усмехнулся, глядя на нее в зеркало.
– Просто удели нам несколько минут, – хихикнул он.
Внезапно Ольга поняла, что им нужно от нее. Она покачала головой.
– Нет, я не могу.
– Как хочешь, – сказал Громков и увеличил скорость. – В конторе от души с тобой разберутся.
– Подождите! – Она была в панике, не зная, что делать. Ольге приходилось слышать ужасные истории о том, что случалось с людьми, арестованными и превращенными в зеков. Она думала, что теперь с этим покончено, но оказалось, что нет. Перестройка оставалась просто мифом, ей не разрешат иметь адвоката или говорить с кем-нибудь. В прошлом некоторые ее знакомые были изнасилованы и убиты агентами ГРУ, и если сейчас ее отвезут в тюрьму, то будут держать там, избивая и насилуя. Если она уступит этим двоим, то это по крайней мере займет всего несколько минут, а потом они отпустят ее. Ольга решилась.
– Хорошо, – тихо сказала она. – Может быть, вернемся в мою квартиру?
– Я знаю местечко получше, – сказал Громков и развернул машину.
– Мне очень жаль, но он старший, я не могу помешать ему, – прошептал Земский.
Ольга промолчала.
Они проехали мимо красного здания оперного театра имени Шевченко и направились в большой парк. В этот час парк был совершенно пуст. Громков направил машину под деревья, выключил фары и заглушил двигатель.
– Выходим, – сказал он.
Все трое вылезли из машины.
Громков посмотрел на Ольгу.
– Тебе повезло, легко отделаешься. Надеюсь, ты оценишь это.
Ольга кивнула, не в силах вымолвить от страха ни слова. Громков подвел их к небольшой полянке.
– Раздевайся, – сказал он Ольге.
– Мне холодно, может…
Громков влепил ей пощечину.
– Делай что тебе говорят, пока я не передумал.
Ольга замялась. Громков занес руку для следующего удара, и она стала расстегивать пальто.
– Снимай его.
Ольга бросила пальто на землю.
– Теперь ночную рубашку.
Ольга медленно сняла через голову ночную рубашку и теперь, дрожа от холода, стояла обнаженная, освещаемая лунным светом.
– Хорошее тело, – сказал Громков и ущипнул ее за соски.
– Пожалуйста…
– Еще один звук, и мы отвезем тебя в контору. – Он толкнул ее на землю.
«Я не буду думать об этом, буду представлять себе, что я в туристическом автобусе в Швейцарии, я разглядываю прекрасные пейзажи».
Громков стянул брюки, наклонился к Ольге и раздвинул ей ноги.
«Я вижу Альпы, покрытые снегом, а вон проезжают санки, а в них мальчик и девочка».
Она почувствовала, как он сунул руки ей под ягодицы и грубо овладел ею, причинив боль.
«А по дороге проезжают прекрасные автомобили. Я никогда в жизни не видела столько машин, в Швейцарии у каждого есть машина».
Громков насиловал ее, издавая дикие, животные звуки.
«У меня будет маленький домик в горах. Как швейцарцы называют их? Шале. Я буду каждый день есть шоколад. Коробками».
Громков отвалился в сторону, тяжело дыша. Поднявшись, он повернулся к Земскому:
– Твоя очередь.
«Я выйду замуж, у меня будут дети, и мы будем кататься зимой на лыжах в Альпах».
Земский расстегнул молнию на брюках и взгромоздился на Ольгу.
