Он напал на «Яан», торговый корабль, на котором я, ангам Муско, плыл как пассажир. Невзирая на мои полномочия, открыл по «Яану» огонь и захватил его. Ограбив корабль и уничтожив вооружение, сделал меня пленником на борту «Софала». Он обращался со мной с крайним неуважением, лишив свободы и угрожая жизни.
За все это он должен умереть, и если его смерть будет соответствовать его преступлениям, вас не оставят без награды те, кто правит Торой.
— Давайте отведем его в Капдор, — предложил сторонник изощренных способов казни — Там у нас есть комната с семью дверями. Обещаю вам, что его мучения в стенах комнаты будут более ужасными, чем от любой раны, нанесенной мечом.
— Хорошо! — воскликнул Вилор, возвращая меч солдату, у которого позаимствовал оружие. — Эта тварь заслуживает наихудшего.
Меня повели вдоль берега в том направлении, откуда они пришли. Во время похода из их разговоров стало ясно, какое несчастное стечение обстоятельств определило злую судьбу, предавшую меня в тот момент, когда Дуара и я могли спокойно вернуться на «Софал» к своим верным друзьям.
Пленивший нас вооруженный отряд из Капдора искал сбежавшего узника, когда их внимание привлек бой между волосатыми дикарями и кланганами, защищавшими Дуару. На эту же сцену обратил внимание и я в поисках прекрасной Дуары — дочери Минтепа, джонга Вепайи.
Отряд подошел, чтобы узнать в чем дело. Здесь они встретили Муско и Вилора, сбежавших с поля сражения. Эти двое, сопровождаемые отрядом, вернулись назад именно в тот момент, когда Дуара, оставшийся в живых анган и я заметили у берега «Софал» и собирались подать ему сигнал.
Поскольку человек-птица мог перенести только одного из нас за один полет, я приказал ему, против его желания, отнести Дуару на корабль. Она отказывалась покинуть меня, а он боялся возвращаться на «Софал», ибо помогал похитить принцессу. Но в конце концов я заставил ангана взять принцессу и улететь, когда отряд тористов уже был рядом.
С моря дул сильный ветер, и меня беспокоило, что анган не сможет из-за ветра опуститься на палубу «Софала». И все же смерть в морских волнах будет гораздо лучшей участью для Дуары, чем плен у тористов, особенно во власти Муско.
Мои стражи наблюдали, как человек-птица со своей ношей борется со встречным ветром, но это продолжалось всего несколько минут. Затем они двинулись обратно в Капдор, ибо Муско опасался, что Камлот, который теперь командовал «Софалом», высадит своих людей и будет преследовать их отряд, как только Дуара сообщит ему, что я попал в плен. Вот почему они торопились уйти и быстро скрылись за острыми скалами, а анган и Дуара исчезли из виду. Очевидно мне суждено прожить оставшиеся краткие часы жизни, не зная о судьбе венерианской красавицы-принцессы, ставшей по капризу судьбы моей первой любовью.
То, что я полюбил именно эту девушку из королевства Вепайя, где так много прекрасных женщин, само по себе оказалось трагедией. Дуара была девственной дочерью джонга — короля страны, закон и традиции которой строго предписывали принцессе оставаться всю жизнь недоступной святыней.
За восемнадцать лет жизни Дуаре не было позволено говорить ни с одним мужчиной, кроме членов королевской семьи и нескольких особо доверенных приближенных. И тут по воле случая я вторгся в ее жизнь. Вскоре с ней случилось худшее. Отряд тористов похитил ее — тот же самый отряд, который потом схватил Камлота и меня.
Она была потрясена и испугана моим признанием в любви, но не стала винить меня. Видимо, она относилась ко мне с презрением до самого последнего момента на вершине каменных утесов, возвышавшихся над бурным венерианским морем, когда я приказал ангану отнести ее на «Софал». И лишь тогда она, протянув руки, воскликнула:
— Не отсылай меня от себя, Карсон! Не отсылай! Я люблю тебя!
Эти невероятные слова звенели в моих ушах, поддерживали силы даже перед лицом смерти, ожидавшей в комнате с семью дверями, о которой говорил главарь тористов.
Конвоиры очень заинтересовались моими светлыми волосами и голубыми глазами. Такого они не видели ни у одного жителя Венеры. Они расспрашивали Вилора обо мне. Он отвечал, что я — вепайец, а поскольку вепайцы — смертельные враги тористов, он не мог бы найти худшего клейма, даже окажись я не виновным в преступлениях, в которых меня обвинял Муско.
— Он утверждает, что прибыл из иного мира, находящегося далеко от Амтора. Но его схватили в Вепайе вместе с другим человеком, вепайцем, и он хорошо известен Дуаре, дочери Минтепа, джонга Вепайи.
— Какой же может быть другой мир, кроме Амтора? — усмехнулся один из солдат.
— Конечно, никакого, — кивнул другой — За пределами Амтора — только расплавленные камни и огонь.
Я был измучен событиями, которые пришлось пережить с тех пор, как рев урагана и качка «Софала» разбудили меня прошлой ночью. Когда огромная волна смыла меня за борт, пришлось бороться с морской стихией, с которой вряд ли справился бы менее сильный, чем я, человек. А когда я добрался до берега, пришлось долго бродить в поисках Дуары и ее похитителей. Еще больше истощились силы в упорном бою с клунобарганами, волосатыми зверолюдьми, напавшими на похитивших принцессу негодяев.
Вот почему я почти выбился из сил, когда мы одолели подъем и перед нами появился окруженный стенами город, лежавший на берегу моря в устье небольшой реки. Это и был Капдор, цель нашего пути. И хотя я понимал, что здесь меня ждет смерть, все же смотрел на него с надеждой, поскольку полагал, что за этими мрачными стенами смогу получить пищу и воду.
Городские ворота, через которые мы прошли, надежно охранялись. Очевидно, у обитателей Капдора много врагов. Все жители вооружены мечами, кинжалами и пистолетами. Пистолеты походили на те, с которыми я познакомился в доме Дурана, отца Камлота, в городе на деревьях Куаде — столице островного королевства Вепайи.
Я уже упоминал, что это оружие испускало пучки смертоносных р-лучей, разрушавших живые ткани. Оно опаснее, чем известные на Земле автоматические винтовки и пулеметы.
На улицах Капдора было многолюдно. Однако жители выглядели вялыми и апатичными. Даже облик голубоглазого светловолосого пленника не вызывал интереса. Мне они показались вьючными животными, выполняющими свои давно надоевшие обязанности. Казалось, они полностью утратили воображение и надежду. Так выглядели те, кто был вооружен кинжалами, но попадались и другие. Их я принял за солдат. Они носили мечи и пистолеты, выглядели живее и веселее. Очевидно, они принадлежали к привилегированному классу; впрочем, умнее, чем остальные, они не казались.
