Рядом бежали другие нити, одна из которых, Хиалхи не сомневался, принадлежала самой Борсиде — холодному искусственному объекту, который эры назад создали с помощью невообразимой силы, в чем библиарий теперь еще прочнее уверился. Тысячи других различались еле-еле, как будто Вселенная едва их видела, словно у них вырезали саму их сущность, которая впечатывается в покров судьбы. Хиалхи полагал, что они принадлежат отдельным некронам, возможно, дворянам, которые вели в бой бездушные массы техновоинов. Все они были отмечены печалью и горем с примесью коварного обмана. Что же случилось с этой механической расой? Она явно не всегда была такой. Выходит, их предали, и они потеряли души, а после превратились в те древние машины, что сейчас правили миром-механизмом. Хиалхи не удалось узнать никаких подробностей, кроме того, что то событие было великой катастрофой и произошло очень и очень давно.
Нити же Астральных Рыцарей сияли ярко и гордо, тугими узлами переплетаясь с нитями некронов в недоступном для взора конфликте, уходящем в туман будущего. Порой Хиалхи мог рассмотреть нить от начала до конца и точно сказать, когда человек родился и где, и как умрет. Но такое бывало редко. Будущее распутывало любые клубки. Судьба представляла собой силу стихийную, непредсказуемую и переменчивую, ввиду чего большая часть нитей строго не закреплялась ни к одной точке, где должна была бы оборваться. Нити членов ордена и некронов Борсиды как раз уходили в неизведанную даль.
В какой-то момент библиарий уловил рядом другую нить — ту, по которой он шел с момента присоединения к операции по спасению Варва. К ней были привязаны миллиарды душ, по отдельности незначительных, но в совокупности составляющих тяжелый груз, протянувшийся светящейся линией к психическим чувствам Хиалхи. Эта была нить злого рока Варвенкаста. В не столь далеком, по меркам Вселенной, прошлом в судьбе Варвенкаста произошел резкий и страшный поворот, завязался узелок, истекающий злобой и скорбью. В скором будущем Варвенкаст встретился с Борсидой, но чем все обернулось после, было скрыто от Хиалхи, хотя он часто проходил по этой нити. Он отпустил ее, потому что знал, чем все закончилось, не мог не знать. Каким бы ни был конец, он приводил к невообразимым колоссальным разрушениям.
Фатум уводил в неисследованные глубины дворца. Историю можно было выразить посредством чувств. Она имела привкус стали и крови и походила на прикосновение к чему-то наэлектризованному. Ее нити определяли галактический узор, потому что составляли пересечения путей, где решался важный исход. Такое распутье находилось как раз под дворцом Магадха. И Хиалхи более не мог ни убегать от него, ни улетать, ни прятаться в космосе.
Астральный Рыцарь повернул свою мысленную проекцию назад, и дворец стал рассыпаться вокруг, пронося его через ткань судьбы, чтобы образовались стены, убранство залов, узкий проход и темный лестничный пролет перед ним.
— Старший библиарий? — вопросительно посмотрел на него Саар. — Ваши приказы?
— Спускаемся, — коротко сказал Хиалхи.
Подземелье оказалось одновременно и гробницей, и храмом, и тюрьмой. Глубоко в кору Борсиды уходила огромная структура из черного металла и гладких каменных поверхностей с резными сияющими контурами. Лестница вывела космодесантников в винтовой проход, кольцом проходивший внутри титанической центральной камеры, сложные углы которой образовывали сферу, до того громадную, что здесь поместился бы имперский линкор длиной два километра. Целый город можно было подвесить в этом месте. Улучшенное зрение космодесантников позволяло рассмотреть все окружающее пространство, сравнимое с ландшафтом без горизонта, дезориентирующее и чужеродное.
В середине колоссальной сферической камеры располагался куб из некронский стали, размерами сравнимый с крепостью-монастырем Астральных Рыцарей в Порт Экзальте на Обсидии. Над металлической поверхностью куба волнами проходили световые узоры, а вокруг парили лица былых глав династии Магадха, выполненные с той же страстью к гигантомании, которой отличались некроны Борсиды в искусстве изображения своих правителей. Они медленно вращались вокруг кубической усыпальницы, своими безжизненными глазами бесконечно разглядывая стены. Взор одного из идолов — некронского черепа без ротовой щели и с головным убором, с которого свисали гравированные золотые диски, — казалось, скользнул по Астральным Рыцарям, спустившимся в зал.
— Сдаюсь, — вдруг произнес брат Фелхидар, когда сошел на дорожку. — Кто-нибудь, скажите, где мы?
— В месте, которое Хекирот, несомненно, уничтожил бы, узнай о нем, — объяснил Хиалхи. — Месте, о котором Турахин не потрудился нам рассказать.
— Нам известно, что у некронов есть своя религия, — вслух стал размышлять Саар. — Ну, или была когда-то. И если у них есть храм, им не посвященный, то он перед нами.
— Однако, — добавил Хиалхи, — они говорят, что убили своих богов.
— Выходит, это гробница бога? — догадался Саар.
— Возможно. — Хиалхи поднял руку, будто определяя направление ветра, хотя движения воздуха здесь не ощущалось.
— Покажите мне врага, — хмуро проворчал Фелхидар. — Я лучше буду иметь дело с ведьмой с риском для моей души или со зверем, готовым меня растерзать, чем встречу еще хоть одну загадку.
Хиалхи подошел к самому краю дорожки и, на глаз определив, что до самой низкой точки сферы, где скопились машины с пульсирующими зелеными катушками, около километра, шагнул вниз. Все произошло так быстро, что боевые братья из его почетной гвардии ничего не смогли сделать, чтобы остановить его.
Огромное лицо некрона пронеслось мимо, но затем свободное падение замедлилось и вовсе прекратилось. Хиалхи висел прямо в воздухе в нескольких сотнях метров под кубом. Очевидно, антигравитационное поле создавали находящиеся внизу установки, благодаря чему в пространстве парили некронские идолы, куб и сам Хиалхи.
— Старший библиарий, пожалуйста, предупреждайте нас заранее, когда собираетесь выкинуть что-то подобное, — по воксу передал Саар. — Не забывайте, что никто из нас видеть будущее не умеет.
Оттолкнувшись ногой, Хиалхи полетел вверх. Он снова испытал то чувство, когда впервые ступил на Борсиду, выбираясь из-под обломков «Темпестуса». Некое лежащее в его основе чувство, сродни тихой ноте, связывающей воедино все части симфонии. Но услышать ее было практически невозможно. Он упускал ее множество раз в попытке прочесть, хотя не сомневался, что она всегда находилась где-то в глубине. Теперь же она звучала громче и отчетливее, чем когда-либо, и в такой близости от гробницы библиарию наконец удалось разобрать ее и сохранить.
