возраст-то уже подходящий. Неужто невест не сыскали? Сами-то вон какие хорошие да пригожие, и по рунам высоки, так чего ж холостыми ходить? Могу и посоветовать кого. Пусть не ярловых дочерей, но тоже от достойных родителей, зато и руками могут поработать, и скотину накормить, и одежу сшить. Хороши тут девки: высокие, крепкие, здоровые.
Альрик вежливо отвечал на все вопросы, а сам думал, не распрощаться ли с хозяюшкой да не пойти бы сразу к конунгу. Плосконосый ерзал на лавке, и когда ульвидова жена обращалась с вопросом к нему, никак не мог придумать ответа, а Тулле только улыбался и кивал, и этого как будто было достаточно.
Лишь под вечер, когда хозяйка затеяла ужин, пришел Ульвид. Он выглядел под стать имени — как крупный медведь. И рунами был равен самому Альрику.
Ульвид внимательно оглядел гостей, кивнул Плосконосому и сказал:
— Никак каевы собратья? Ты — Тулле, что к жрецу ушел. По глазу и шрамам видно. А вот тебя не признаю.
— Неужто Фарлей не рассказал? — бросил Альрик и сам удивился. Чего ж так резко? Так устал от бесконечных речей хозяйки?
— Наверное, Альрик Беззащитный, хёвдинг снежных волков, — спокойно продолжил Ульвид. — Ты рунами поменьше был и волосом посветлее. Прости, что не признал. Если ты о Кае пришел поговорить, так он в хорошем месте на севере.
— Фарлей нас туда проводил, так что виделись.
Альрик не понимал, что хочет показать Ульвид. Что не знает Фарлея? Что не знает о перемещениях ульверов?
И тут заговорил Тулле:
— А ведь ты похож. Тот же запах, та же фигура. А столько нитей от одного человека я ни разу не видел. Как только не запутался в них?
Молчание.
— Запутался. Сильно запутался. Дергаешь за нити, а отзывается не там, где должно. Переплелись ниточки, соткали полотно — не разорвешь.
Тулле повернулся к Альрику, и тот невольно отшатнулся: открыты были оба глаза, и в одном клубилась тьма.
— Он это. Он начал ритуал. Закончил не он, а начал он.
Жена, замолчавшая с приходом мужа, спросила:
— Какой ритуал? Что начал?
Ульвид поднял руку и махнул. Жена поднялась, встревоженно посмотрела на мужа, накинула плащ и вышла из дома.
— Вот уж не знал, что можно будет отыскать виновного спустя столько лет, — усмехнулся хозяин. — И как? Через Мамира. Или бездну, кто ж его поймет. Потому и прихватил его?
— Я многое знаю, о многом догадываюсь, — промолвил Альрик. — Ты ведь сжег дом Хрокра? Из-за тебя мои люди стали изгоями? Зачем мы тебе понадобились?
Полубритт встал, тяжело прошелся по дому, сходил до бочки, откуда начерпал сладко пахнущий напиток, разлил по кружкам и расставил перед гостями.
— Знал я, что придется ответ держать, но думал, только перед богами, а не перед людьми.
И первым отхлебнул медовуху. Тулле пить не стал, а Плосконосый залпом осушил кружку, не сводя глаз с Ульвида. Альрик же слегка пригубил напиток, не желая туманить разум.
— Я говорил Каю, что хоть и рожден бриттом, не желаю зла нордам. Я вырос с нордами, причем на Северных островах, а не в Бриттланде, сражался бок о бок с нордами, да и вскормила меня нордская женщина. Моя цель — дать возможность бриттам быть не только рабами. Когда я начал ритуал, уже давно не было крупных стычек с бриттами. Всё успокоилось. В бриттах перестали видеть угрозу и считали чем-то вроде скота. И нужно было, чтобы норды увидели в них равного человека, соратника, воина, землепашца. Тогда-то я и услышал о ритуале поднятия мертвецов.
Ульвид налил еще и выпил.
— Мне служат разные люди. Фарлей лишь один из них. Я просил собирать рассказы и песни о былом, неважно, о богах или о воинах, не хотел, чтобы за годы рабства бритты растеряли себя. Я хотел сделать их свободными, а не нордами. Среди прочего мне пересказали песнь, в которой обманутая женщина захотела отомстить мужчине, но у нее погибли все родственники, и помочь с местью никто не мог. Тогда она совершила некий ритуал, подняла отца, деда, братьев из могил и с их помощью убила обидчика.
— И что? В песне пересказали весь ритуал?
Тулле протянул руку и потрогал что-то невидимое над столом. Альрик еле удержался от защитного знака. Это ведь Тулле, его хирдман, который ходил с ним несколько лет!
— Чем больше он говорит, тем крепче становится нить, — сказал Скагессон. — Стоит ли?
— И то верно, — опомнился Беззащитный. — Ты отыскал ритуал и провел.
— Не закончил, — добавил Тулле.
— Не закончил, — эхом отозвался Ульвид. — Не смог. Передумал. Пока ходил по Бриттланду, увидел и других бриттов, диких и свободных. Был среди них один. Хельт. Могучий и горластый воин. У меня с ним сразу не заладилось. Он называл меня предателем, трусом и лизателем нордских задниц. Он хотел собрать силы и поднять последнее восстание против нордов, говорил, что норды размякли и раздобрели на бриттских харчах, что если каждый безрунный бритт ударит норда, то не останется их поганой крови на бриттской земле, а сами бритты осильнеют и окрепнут.
— Три года назад? — сипло спросил Плосконосый.
— Да. Потому я не закончил ритуал. Думал, если восстание будет успешным, то драугры не нужны. Если же нет, то бритты не смогут встать бок о бок с нордами. Некому будет. Так и случилось. Долго я боялся, что драугры все же поднимутся, собирал слухи, рассылал людей по всему Бриттланду и уже успокоился, как у моего дома появился Кай с рассказом о болотном драугре. Я подумал, это знак богов.
Тулле негромко рассмеялся, но пояснять не стал.
— Если драугры начали вставать, то скоро диких бриттов попросту сметут. Потому я сжег дом Хрокра, потому отправил ваш хирд к бриттам, потому затеял союз с малахами. Чтобы спасти оставшихся диких.
— У меня два дяди погибли тогда, — буркнул Плосконосый.
— Если бы я мог, то остановил бы ту резню.
— Знаешь, зачем я пришел в Сторборг? — спросил Альрик. — Чтобы рассказать конунгу о драуграх. И что же мне ему поведать? Сказать ли, кто виновен? Или сказать о бриттских лазутчиках у него под боком?
— Веришь ли, нет ли, но мне все равно. Поступай как знаешь. Я устал. Устал таиться от жены, устал сводить бриттов и нордов, устал биться о