Сага о Годрланде - Наталья Викторовна Бутырская

Хирдманы начали обсуждать, а как поменяются их дары, когда они станут хельтами. Больше шуток пришлось на долю Аднтрудюра. Ульверы единогласно решили, что шурин сможет подымать и опускать член одной лишь мыслью, а может, еще и вертеть в разные стороны, и предложили привязать к члену нож. Мол, так драться станет еще сподручнее, к тому же никто не будет ожидать подвоха оттуда. Заодно придумали Трудюру еще с десяток прозвищ, к примеру, членокол, хренов пырятель, торчило, кровавая шишка…

Я послушал-послушал и поплелся спать. К песчанкам можно сходить и попозже.

Из пустыни я всё рвался в Гульборг, в Гульборге же начал задумываться, а не вернуться ли снова в пустыню. Да, с песчанками весело, но нельзя же торчать днями напролет в песчаном доме! Никаких илиосов не хватит!

На третий день к нам пришел Милий в новой одежде, счастливый до безобразия. Пистос, как и обещал, дал ему свободу, и бывший раб стал вольноотпущенником. Теперь он мог жениться по своему выбору, хотя ему всё равно потребуется разрешение Пистоса на брак, дети Милия будут свободными с рождения, а еще его нельзя больше продать, если только он сам не продаст себя в рабство.

— Господин просил передать, что вы сполна выполнили его задание. Некоторые панцири даже лучше, чем у камненогов, хотя кузнецам придется изрядно поломать голову, чтобы придумать, как их использовать. Не все подходят для тех же доспехов, и не всё стоит добавлять в железо.

С этими словами Милий протянул тяжелый мешок с золотыми монетами. Простодушный помог их пересчитать, и вышло аж сто двадцать илиос. Две с лишним марки золота! Никогда прежде мы столько не зарабатывали всего за полтора месяца работы.

— А что по лекарю?

— Господин доверил все хлопоты с лекарем мне.

— С лекарем или с нами? — как бы невзначай спросил Херлиф.

Милий лишь улыбнулся:

— Я узнал, что лекарь уже принял нескольких больных, и уговорился насчет вас. Так что послезавтра он ждет твоих хирдманов. Впрочем, это было не так уж трудно. Ученик того лекаря сказал, что учителю изрядно надоели благородные дамы, которые приходят не ради лечения, а из любопытства, и придумывают себе несуществующие хвори. То голова у них болит, то дышать трудно, то в животе что-то тянет. А когда я намекнул ученику, что у вас есть отравленный твариной кровью, так он обрадовался, сказал, что учитель умеет это лечить, но никогда не показывал, потому что не было такого больного.

— Про Альрика ты тоже рассказал? — я зло сощурил глаза.

— Нет, всего лишь добавил, что у вас есть еще один хворый, и у того недуг похуже, чем отравление, и что ни один лекарь в Гульборге не взялся его лечить. После этого иноземец и захотел вас принять.

Я уже посылал Хальфсена поискать лекаря для Отчаянного, но все, кого он нашел, отказались. Видать, с головными хворями им справляться как-то сподручнее. Один вроде бы согласился, но перед тем, как волочь Лундвара через полгорода, я отправил к лекарю Живодера. Бритт вернулся и сказал, что тот знает о твариной крови и человеческом теле не больше, чем та же песчанка.

— Он не угадал, чем я резал вот тут и откуда шрам! — возмущался Живодер. — Я спросил, что быть, если бить нож сюда, а он: кровь, кровь. Что кровь? Там кость! Глупый старик! Не надо к нему!

А Лундвару становилось всё хуже. Он потерял очередную руну, еще одна — и он станет карлом, скорее всего, утратит свой дар и вряд ли получит новый.

С трудом дождавшись уговоренного дня, с первыми же лучами солнца мы пришли к дому, где жил иноземный лекарь. Я не стал сразу брать с собой Альрика, хотел сначала поглядеть, что же там за кудесник такой, что любую хворь может исцелить. К тому же Беззащитный несколько месяцев держится, а Отчаянный уже на грани. Конечно, я прихватил Хальфсена для толкования речей, Живодера, чтоб тот оценил умения лекаря, и Рысь для придания веса. Пусть мы и недостаточно благородные на фагрский лад, зато достаточно сильны.

Дверь открыл нам не раб, а целый хускарл, фагр на четвертом десятке зим, крупный, бородатый и волосатый.

— Мы от Сатурна Пистоса, — сразу сказал я и показал дощечку.

Фагр кивнул и впустил нас в дом.

— Это и есть хворый, что отравлен твариной кровью? — уставился он на Лундвара с жадностью, будто хотел его тут же распотрошить.

— Да. Где лекарь?

Фагр провел нас в отдаленную комнату. Посередине стояла длинная и высокая, мне по пояс, лавка, на которую мы уложили Отчаянного. Ученик лекаря тут же перехватил его ноги ремнем и привязал к лавке. Вдоль стен стояли еще лавки, но обычные, низкие. На них мы и уселись, ожидая великого лекаря.

Вскоре в комнату вошел худой темнокожий старик. Его длинные седые волосы были закручены на голове в большой пук, перетянутый тканью. Из-под длинной, ниже колен, белой рубахи виднелись непонятныетряпки, не то юбка, не то штаны, что свободно свисали едва ли не до пола. И при этом старик был бос, темные длинные пальцы на его ногах постоянно шевелились, напоминая червей. Если судить лишь по лицу и одежде, его легко можно было бы принять за раба, но его руны… Старик за свои зимы сумел подняться аж до сторхельта!

Иноземец сразу же направился к Лундвару, пробежался пальцами по его шее, груди, животу и что-то прокаркал. Ученик-фагр пересказал это на своем языке, а уж Хальфсен потом нам.

— Он спрашивает, сколько рун было у недужного перед ранением, — сказал наш толмач и сам ответил лекарю.

Потом были ещё вопросы: какой силы была тварь, чья кровь отравила Отчаянного, сколько дней прошло и как лечили. Иноземец попросил раздеть Лундвара, посмотрел на тоненькие полоски шрамов, что остались после лечения Живодера, покивал.

— Он хочет поговорить с нашим лекарем, — сказал Хальфсен и добавил: — А ведь он говорит на фагрском языке, только так коряво, что я почти ничего не разбираю.

— Но ученик же понимает его?

— Привык, наверное.

Говорить через двух толмачей было уже неудобно и медленно, а вскоре у Живодера закончились нордские слова, и он перешел на бриттский, так что к толмачам добавился еще и Рысь. Один