Граев не убирал иллюзию до того самого мига, когда пики, венчавшие прутья ограды, вошли в сердце и мозг юноши. Глеб не почувствовал ни боли, ни удара, полковник знал, что мальчик не мучился.
Гитара на пляже пропела:
«Над лесною спаленкой огоньки последние.
Спят медведи маленькие, спят медведи средние».
«Медвежонок мой!» — услышал Глеб мамин голос. И настала тишина.
Смерть приняла его мягко и ласково.
* * *
— Еще кофе? — скучным голосом спросил Марк Тойвович.
Воронцов поморщился:
— Не лезет уже. Времени-то уже сколько?
— Да четвертый час. Засиделись. Что, домой пойдешь?
— Надо бы. Предупреждаю — отсыпаться буду сутки, не меньше.
Лишние папки унесли, теперь все внимание принадлежало Тунгусскому оврагу и всему, что могло быть с ним связано — от статистики заболеваний в окрестных селах до докладов лесничества. Информации было до обидного мало, но они продолжали ее искать, подобно тому как старатели моют золото, перемывая ради драгоценных крупиц груды песка.
Надо было прерваться. Влад направился было к двери, но тут черный аппарат взорвался резким хриплым звонком.
— Да, Ворожея у телефона, — буркнул в трубку инквизитор и тут же остро, встревоженно глянул на Владислава, — да, конечно. Ведите его сюда.
Кладя трубку на рычаги, он так и не отвел глаз от Воронцова.
— Марк Тойвович, что случилось? — озабоченно спросил Владислав.
Ворожея открыл было рот, но закашлялся и лишь махнул рукой. Но ждать ответа и не пришлось — в кабинет ворвался мертвенно-бледный, с тенями под глазами, Денис.
— Беда, Владислав Германович, — выдохнул он, опережая расспросы. — С Глебом беда.
Воронцов подвел юношу к стулу, усадил, с силой надавив на плечи, налил из пододвинутого Ворожеей графина стакан воды:
— Пей. До дна выпей, выдохни, успокойся.
Поставив пустой стакан на стол, Денис заговорил коротко и сухо, как и учил Воронцов:
— В одиннадцать я лег спать. Примерно в полвторого меня что-то толкнуло изнутри. Проснулся с неприятным ощущением тяжести, встал — в доме все тихо. Лег снова и постарался заснуть. В два десять к нам пришла Любава Владимировна, мама Глеба, сказала, что сына до сих пор нет и она бегает по знакомым, ищет.
Владислав слушал, как говорил Денис, и, несмотря на поганое ощущение неотвратимой беды, гордился им. Парень сумел зажать эмоции, излагал только необходимый минимум, экономил время.
Вместе пошли к Артемьевым. Женя про Глеба ничего не знала, Роме Любава Владимировна еще из дома позвонила — у него телефон есть. В цирке тоже ничего не знали. («В цирке?» — нахмурился Влад, но перебивать не стал.) Собрались в милицию. Там сказали, что никаких сигналов из больниц или моргов не поступало, посадили Любаву писать заявление, а Денис ждал в коридоре и тут услышал, что дежурный принимает звонок: труп подростка…
Денис сбился, глубоко вздохнул, задержал воздух, заговорил, подавляя дрожь в голосе:
— Глеб это, Владислав Германович. Убили его. Нашли на ограде, что вокруг дома Силантьева по Магистральной идет…
Воронцов резко вскинул руку, прерывая Дениса:
— Милиция там? Еще не снимали тело?
— Когда я уходил, нет.
Владислав уже мчался к дверям, на ходу бросив Ворожее:
— Марк Тойвович, как хочешь, но чтоб тело не снимали и меня туда пустили!
Вниз он летел, перескакивая через ступени. Денис не отставал. Когда Влад уже был в холле, сверху через перила перевесился Ворожея и проорал:
— Машину! Машину бери, я распорядился!
* * *
Воронцов приказал водителю остановиться на углу дома, чтобы не отвлекать милицейских экспертов и не создавать ненужных трений. Ночь едва начинала отступать, место преступления заливал резкий мертвенный свет прожекторов и фар автомобилей опергруппы и экспертов, отчего стоящие на границе круга света люди казались силуэтами, вырезанными из непроглядной тьмы тоски и отчаяния.
— Воронцов Владислав Германович? — сухо спросил его милицейский старшина из оцепления.
Владислав молча кивнул, достал выданное Ворожеей удостоверение, раскрыл, дождался удовлетворенного кивка и двинулся туда, где нелепой черной массой висело на ограде мертвое тело.
Денис рванулся следом, но Воронцов развернул парня лицом к стоявшим особняком людям и прошипел в ухо:
— Займись Любавой Владимировной, для нее сейчас каждый неравнодушный знакомый рядом важен.
Умница Денис спорить не стал, понимающе кивнул и, впервые за все время их знакомства, коротко ободряюще сжал его руку чуть выше локтя. И пошел к черным застывшим силуэтам.
Владислав вступил в круг света, безжалостно подчеркивающий мельчайшие детали, каждая из которых кричала о невозвратности и безжалостной завершенности бытия человеческого существа.
Он не должен был здесь умирать, только не этот пятнадцатилетний умный мальчик, считавший мир огромной увлекательной тайной, которую необходимо разгадать.
К Воронцову направился было один из экспертов, но Влад отстранил его и пошел дальше, не отрывая взгляда от изломанного тела, повисшего на ограде.
Прутья вошли мальчику в плечо и, через подбородок, в мозг, лица снизу не рассмотреть. Эксперты уже пододвинули лестницу-стремянку.
Не глядя по сторонам, Воронцов бросил:
— Отойдите все, пожалуйста!
И полез вверх.
Лицо мальчика уже залила мертвенная восковая бледность, левый глаз жутко косил, отчего казалось, что Глеб собирается зло подшутить и заранее радуется своей проказе.
Владислав коснулся указательными пальцами висков мертвеца, сосредоточился, полуприкрыв глаза, и мысленно позвал: «Глеб, ты там?»
Ответом ему была слабая волна ужаса и растерянности, словно в ночном лесу метался и плакал, натыкаясь на невидимые колючие ветви, ребенок.
Влад соскочил со стремянки и пошел, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, туда, где стояла мать Глеба. В растрепанной, с опухшим от слез лицом женщине, невидящим взглядом окидывавшей каждого идущего в ее сторону, он едва узнал статную, дышащую покоем и теплом Любаву, которую лишь недавно провожал до дома.
Она держалась с трудом. Левая нога все время подламывалась, и женщина тяжело наваливалась на поддерживавшего ее крепкого мужчину средних лет. Отец Жени, должно быть, Денис говорил, что Артемьев с ними пошел. С другой стороны Любаву поддерживал Денис, что-то нашептывая ей на ухо.
Владислав откашлялся и заговорил, глядя в загоревшиеся огнем дикой сумасшедшей надежды глаза женщины:
— Любава Владимировна, я Владислав Воронцов. Вы меня помните? Нас недавно знакомили?
