отношения — планы. Нет никакого будущего, впереди лишь бесконечная борьба за выживание, беспросветные, серые будни, заполненные жестокими, кровавыми сражениями за право жить на этой проклятой богами земле. Каждый день может стать последним и недавние события, как нельзя лучше это доказали.
Кто были те люди? Почему они напали на нас? Откуда узнали о нашем лагере, что раскинулся посреди заповедной территории? На эти вопросы не было ответов. Скорее всего, мы сами виноваты: слишком нагло и открыто выезжали в город за провизией. Но ведь мы опасались вовсе не людей и в этом ошибка. Злые желают нашей смерти по каким-то неведомым причинам, возможно, по приказу самой природы, на инстинктивном уровне. И мы справедливо считали, что человечество объединится в едином порыве за выживание. Какие же мы глупцы!!!
Люди всегда ненавидели друг друга, даже в мирное время находили повод для убийства, казалось бы, близких. Достаточно вспомнить старый анекдот: «Решили как-то раз все подружки собраться вместе. Собрались, сидят, а поговорить то и не о чем». Это ли не самое лучшее объяснение? Мы априори не любим общество и надо же, какая ирония: жить в одиночестве — ещё более невыносимо. Недаром для самых отъявленных убийц мы придумали подобное наказание. Достаточно запереть человека в клетку, лишить его коммуникаций и общения, и он обязательно спрыгнет с ума.
Так в чём смысл? Почему мы такие? С лёгкостью предаём друзей, но в то же время жить без них не можем. В чём вообще смысл жизни? Или его попросту не существует? Мы влачим жалкое существование, возомнили себя венцом эволюции, но нет в том никакого величия. Те же инстинкты, что присущи животным: набить живот для получения энергии, завладеть вниманием самки для продолжения рода, и всё. Любое движение влево и вправо, лишь позволяют более эффективно достигать исполнения первичных законов природы.
Мой мозг полез в дебри вопросов, на которые философы ищут ответы тысячелетиями. Естественно, что у меня нет ни единого шанса их отыскать, зато они прекрасно отвлекают, не дают скатиться в полное отчаяние.
* * *
Лес закончился внезапно. В один момент деревья расступились, и мы выбрались на асфальтированную трассу. Я замер, глядя то вправо, то влево, затем махнул рукой и побрёл прямо по центру дорожного полотна.
Примерно через час пути взгляд упёрся в металлическую скульптуру на каменном постаменте, на которой крупными буквами выделялась надпись «Гусь-Железный». Выходит, что ноги несут меня домой. Впрочем, именно туда я и собирался изначально.
Этот посёлок никогда не был густонаселённым, обычный, проездной, дорога рассекает его на две части и это единственная артерия, что хоть как-то подпитывает его экономически. Есть ещё лесное хозяйство и когда-то давно, при советском союзе, оно в совокупности с колхозом давало стабильный заработок. Но в последние дни лишь частные небольшие предприятия хоть как-то позволяли жителям Гуся сводить концы с концами. А сейчас он выглядел совершенно мёртвым. Ни людей, ни машин, самый настоящий город-призрак. Впрочем, подобным образом в наступивших реалиях выглядел любой населённый пункт.
— Нам нужно найти ночлег, — хриплым голосом произнесла Ольга.
— Угу, — совершенно без эмоций согласился я и замер у поворота к частному сектору.
Размышлял буквально секунду, после чего свернул на грунтовку и направился в сторону домов. По пути попался небольшой магазин, его дверь вырвана с частью коробки, внутри царит полный бардак и хаос. Витрины разбиты, и осколки противно хрустят под подошвами тяжёлых ботинок. Кто-то даже кассовый аппарат вскрыл, правда, непонятно зачем. Хотя наверняка, на первом этапе, когда мир лишь начинал своё стремительное падение в пропасть, деньги ещё имели какую-то ценность. К счастью я пропустил это время, находясь в плену у уродов. Даже представить страшно, что тогда творилось вокруг. Не удивлюсь, если люди резали друг другу глотки ради простого куска хлеба. В такие моменты всем плевать на окружающих, интересна лишь собственная жизнь и благополучие. Впрочем, а когда вообще было иначе?
Пара банок скумбрии в масле, да надорванный пакет пшена, вот и всё, что удалось отыскать в разрушенном магазине. Крупу брать не стали, её уже вовсю оккупировал чёрный грибок, а вот консерва пригодится. Еды, что лежит в рюкзаке за спиной, пока ещё в достатке, но кто знает, когда мы сможем отыскать её в следующий раз. Пренебрегать запасами сейчас явно не стоит.
Дом для ночлега я выбрал уже заброшенный. В том смысле, что помещение было нежилым ещё до наступления краха. Окна заколочены почерневшими от времени досками, перекошенную и разбухшую от влажности дверь, удалось открыть далеко не с первой попытки, а закрыть впоследствии и вовсе не получилось. В итоге я подвязал её куском электропроводки, чтобы не буздала от ветра. Внутри витала промозглая сырость, из-за отсутствия стекла на паре окон и, естественно отопления. Но именно это делало дом наиболее безопасным. Вряд ли кому бы то ни было придёт в голову обыскивать его на предмет ценностей. Ведь по логике, их, скорее всего, давно выгребли, ещё при нормальном ходе жизни. А значит и злые, будем надеяться, тоже проигнорируют заросший кустами и травой дом. В этих зарослях его ещё рассмотреть для начала нужно.
Ужинали саморазогревом. Специальные консервы, с химическим реагентом, который в ходе реакции выделяет тепло, тем самым подогревая пищу во внутреннем стакане. Изобретение ещё первой половины двадцатого века и по сей день используется военными, туристами, да много кем. Я как-то в интернете, даже китайскую лапшус таким принципом приготовления видел. Удобно, а самое главное — не оставляет после себя запаха гари и не привлекает лишнего внимания дымом. А что до ароматов самой пищи, так его сквозняками из дома выветрит уже через двадцать минут. Пустые банки я завернул аж в два пакета, коих здесь обнаружился целый выдвижной ящик, а впоследствии ещё и закопал на глубину пары штыков лопаты, на заднем дворе.
Всё это я делал машинально, не думая о безопасности. Мозг самостоятельно подкидывал идеи, а тело, механически, без эмоций, их исполняло. Не знаю, как это работает, похоже, организм, без лишних подсказок переключился в автономный режим выживания. Тем самым, параллельно, я отвлекался от мрачных мыслей.
Затем я закутался в спальный мешок, отвернулся к стенке и попытался уснуть. Да, это было небезопасно, вот только на тот момент меня мало заботила собственная жизнь. Меня вообще ничего не заботило, я просто устал, не побоюсь этого слова — смертельно. Хотелось хоть на мгновение забыться, перестать думать о Марине, заглушить боль, что продолжала рвать душу на части. И самое поганое — я почему-то
