к первой двери, по центру которой висела позолоченная цифра три, ухватился рукой за ручку и уверенно дёрнул дверь на себя. Я же, не отставая от него ни на шаг, проскользнул внутрь. Внушительных размеров кабинет, обустроенный в богатом, пафосном стиле, как и весь второй этаж.
Внутри кабинета находились четыре стола, за тремя из них сидели стройные девушки, прямо как на подбор: блондинка, брюнетка и рыжая. Кажется, кто-то собирал коллекцию, а не штат себе набирал. Все они сидели за столами, уткнувшись в мониторы, и строчили по клавиатурам, как из пулемёта, успевая при этом перекладывать бумажки из стопки в стопку.
При этом обстановка была какой-то гнетущей: почти абсолютная тишина, только приглушённое клацанье клавиатур и лёгкое шуршание передвигаемых бумаг, ни музыки, ни разговоров, словно в ожидании взрыва. От входа к противоположной стене мимо столов была раскатана красная ковровая дорожка, она заканчивалась возле противоположной стены, где находилась ещё более массивная дверь. По её центру висела табличка бордового цвета с надписью золотыми буквами « Директор департамента». И хрен его знает, что там у них за департамент, но картинка внушает. Складывалось впечатление, что все находящиеся здесь сотрудники, затаив дыхание, ждут очередного «взрыва».
Клерк, ни на секунду не выпуская из рук свою потяжелевшую папку, снял с себя пальто мышиного цвета, повесил его на стоящую в углу вешалку. Отряхнулся, взглянул на коллег, собираясь с духом.
Блондинка на несколько мгновений оторвала глаза от монитора, окинула взглядом застывшего у вешалки мужичка, тот замер в нерешительности, словно выжидая какой-то команды. Девушка указующе кивнула головой в сторону двери и тихим, на грани слышимости голосом сказала: — Он ждёт. И снова уткнулась в свой монитор.
Канцелярист прижал к себе покрепче папку, словно перед прыжком с парашютом с километровой высоты, резко выдохнул и немного неуклюже зашагал по красной дорожке к двери Директора. Три нерешительных удара кулаком в створку — и он словно растворился внутри кабинета. Ну уж нет, ты от меня так просто не уйдёшь!
Шаг
Большой просторный кабинет. Огромный лакированный стол, что не стыдно было бы поставить даже в Зимнем дворце, за ним величаво стоит солидное шикарное кожаное кресло. Широченная приставная столешница для совещаний. Массивная мраморная пепельница, внутри которой дымится окурок какой-то навороченной, судя по запаху дыма, сигареты. В общем, монументальное подавляющее величие во всей его красоте. А в кресле сидит типичный колобок, с огромным пузом и заплывшими жиром глазами. Военная форма с крупными звёздами на погонах. Рядом с пепельницей лежит офицерская фуражка с золотистой кокардой.
— Иванов! — неожиданно зычно гаркнул из кресла колобок. — Где тебя черти носят⁈ С меня уже Попков доклад требует о происшествии в районной больнице. А вы всё никак и ничто.
— Товарищ майор, разрешите подать рапорт о произошедшем в больничном лагере и доложить общую обстановку, — бледный, как больничная стенка, выдавил из себя Иванов. — А по поводу чертей Вам уже доложили, что ли?
— Давай рапорт сюда, живо!
Мужичок на полусогнутых кинулся к начальнику, трясущимися пальцами развязал тесёмки на папке и шустро выудил из неё три листа, полностью исписанных аккуратным убористым почерком.
— Рассказывай вкратце, — приказным тоном скомандовал колобок, а сам углубился в документ.
Рассказ трясущегося, как осиновый лист на ветру, Иванова по происшествию в Усмани меня волновал слабо, но и уйти из кабинета я не мог, так как в папке ещё оставались списки и информация по прибывшим в расположение гражданским. Или они теперь новобранцы новой администрации?
Колобок задавал уточняющие вопросы, хмурил брови на внезапное появление рогатых засранцев, стучал пальцами по столу, читая о потерях и раненых, но на крик не срывался.
Открыл ящик стола, достал из него коробочку с печатью. С громким шлепком завизировал и поставил свою подпись.
— Это отправишь факсом в приёмную генерала Петрова. Давай теперь по новобранцам. Видишь, сколько заявок пришло от ведомств? И всем им нужны подготовленные, прошедшие отбор кадры. А где их брать, из того говна, что ты уже который раз привозишь на базу? То хромые, то косые, то девки без мозгов. Давай сюда краткую сводку и рекомендации, да и отчёты девочкам занеси на внесение в общую базу данных. И смотри мне, если опять такое же говно будет в наборе, отправлю в штурмовую группу, будешь за монстрами с малой пехотной лопаткой бегать, а не бумажки перебирать. Ты понял меня⁈
— Так точно, — торопливо ответил Иванов. Сам стоит, а коленки трясутся. Да и офицера, что вёл основные переговоры с руководством больницы, тут нет. Видимо, у него другое начальство, ведь не зря же тут ещё и третий этаж есть. Да и лестница туда ведёт отдельная, мраморная.
— Выполнять! Свободен! — гаркнул майор. Иванова тут же, как ветром сдуло из кабинета.
Колобок бегло взглянул на жёлтый лист со сводкой нового поступления и потянулся с довольной ухмылкой к трубке стационарного телефона. Я не стал торопиться, не думаю, что Иванов уйдет далеко, а вот разговор начальника мог подкинуть новых вводных.
Колобок быстро набрал номер, из трубки зазвучали долгие гудки, наконец послышался сухой, безэмоциональный голос: — Слушаю, говорите.
— Владимир Петрович, это Карпов. У меня сегодня свежее, не обкатанное мясо поступило. Без малого сто двадцать отказников. Я помню, Вы запрашивали для своих исследований недавно инициированных отказников. Приезжайте завтра, к обеду подготовим для Вас первую партию. Да, человек двадцать. Жду, — колобок повесил трубку и довольный собой, хлопнул в ладоши.
— Вот же сука… Кому война, а кому мать родная. Вот она, гнилая изнанка всей этой показной благотворительности.
Я мрачно стоял в дверном проёме и, сдерживая рвущийся наружу гнев и практически не мигая, смотрел на этого самодовольного колобка, разожравшегося до омерзительных размеров межконтинентального дирижабля. Руки непроизвольно сжимались в кулаки, меня так и подмывало линчевать его прямо здесь и сейчас.
Я просто совершенно не понимал, как можно обескураженных и растерянных людей, не понимавших, в глубину какой задницы они попали, считать «мясом». И вместо того, чтобы протянуть руку помощи, морально поддержать, а затем поставить на ноги и помочь встать в строй, все эти ублюдки без тени сомнения торгуют доверившимися им людьми, как скотом. Сколько они уже отправили таких несчастных на эти чёртовы эксперименты? Сотню? Две? Или больше?
Получается, к нам вернулось рабство? Или это только местное зажравшееся начальство настолько попутало берега и почувствовало свою безнаказанность? Этот самодовольный