— Ну и паскуда же ты, Зона, — проговорил я, отряхивая ладони. — Что называется, ни себе, ни людям.
Фельдшер, не веря, поднял рюкзак, и пачки купюр шлёпнулись на пол, разбившись на куски, словно сырая глина.
— Засада. Вот же ж блин горелый на всю морду… — печально вздохнул он.
Ересь молча подошёл к серым и красноватым кучкам и начал в них остервенело копошиться, пытаясь найти уцелевшие деньги.
— Уймись. Не наши это бабки, а Зонины. — Фельдшер хлопнул парня по плечу, и тот как-то разом успокоился. — Какие наши годы… срубим ещё. Только бы ход найти, а дальше правильные дяди нам всем отбашляют.
Тем временем я подобрал две банки консервов и внимательно их осматривал. Пятнышки на них есть, это да, этикетки почти отвалились, но крышки не вздутые, в лаборатории круглый год прохладно, и не просрочены они ещё, судя по выбитым на крышках цифрам.
— Сталкер, это уже совсем… мелочевка. — Ересь, к моему удивлению, не сказал привычное «сталкерок». — Не стыдно по мизеру трупаков обирать? Хорь нам жратвы с собой много дал. На хрена?
— Знаешь, Философ, не в обиду… ты в Зоне со вчерашнего дня, если с моим стажем сравнивать. Сто процентов, что тебе здесь ни разу не приходилось по неделе голодать, когда пустую водичку на костре кипятишь и её, родимую, заместо чая хлещешь. Да, сейчас хавки у нас полные рюкзаки. Это сейчас. Однако её уже немного меньше с начала похода. А чё будет через неделю, две? Может, у тебя где тайник продуктовый есть?
— Да ну нахрен эти банки… — Философ отвернулся. — Может, они заразные какие… или с радиацией. Да и просто… с трупаком рядом валялись.
— Вот за такую консерву, — я подбросил в руке банку «гречневой каши с говядиной», — здесь иногда в спину стреляют.
— Факт, — кивнул Фельдшер. — И даже за меньшее убить могут. Да что там могут, убивают… только в путь.
Спасибо, брат Малик. За две сотни патронов к автомату, за три банки каши с мясом и две со сгущёнкой. За пару тёплых стелек в ботинки и хороший, крепкий складной нож юсовского производства. За ПМК с инфой — нипочём этой маленькой умной машинке сырость и время, заработала, хотя и заблокировала вход в систему. Но это ничего, Фельдшер обещался на следующем привале взломать защиту. Может, где интересные районы сталкер отметил, памятки на «грибные» места Зоны.
Спи спокойно, друг.
Поиски в лаборатории мы продолжили. Глупо, наверное, но почему-то поверил я этому листку с корявым детским рисунком. Почти точно знал, что не вернётся в своё логово иллюз. И видел я ещё следы на слежавшейся, влажной пыли. Отпечатки босых ног, которые могли принадлежать только девушке лет двадцати… узкая, аккуратная такая ступня, пальчики отпечатались, и совершенно дико мне было такое видеть. Там, где взяла меня та тварь и лишила всех чувств, прямо к тому месту, где я лежал, — цепочка тех странных следов. И обратно — по своим же отпечаткам ушла. Кто она была, зачем спасла, почему увела тварюгу из лаборатории и как ей вообще это удалось — не знаю. А ведь слышал я тихое хриплое шипение где-то в стороне, прерываемое иногда лаем иллюза. Переговаривалась она с ним, что ли? Спорила? И кто — она? И почему ты, Фреон, так уверен, что именно она, а не он? Решил по следам? Но сам-то подумай, откуда в дремучей, нехоженой Зоне может взяться босая девка? Непонятно, и от того — очень неуютно мне в этих коридорах. Зона — она в принципе такая, сам чёрт не разберётся в тех штуках, что тут постоянно случаются, но… но это уже слишком.
Фельдшер никого рядом со мной тогда не заметил, Ересь и подавно. Однако и бумажку я сохранил в нагрудном кармане, и следы хорошо запомнил. Если бы не это, если бы не пришла та, босоногая, то… до сих пор лежать бы нам в этой лаборатории кулями, и не то что ползти куда, а даже понять, где низ, где верх, не смогли. Иллюзу оставалось бы только дождаться, пока сдохнем и хорошенько протухнем. «Свободный» до сих пор думает, что это я группу из этой капитальной задницы вытащил, с тварью договорившись, даже Ересь хоть немного, но начал уважать, не крысится, «сталкерком» не называет. Но моей заслуги никакой здесь нет. Группу-то я свою фактически угробил, и если б не чудо это непонятное, то всё, хана со знаком качества для всех нас. Называется, расслабился сталкер, думалку вовремя не включил, тишину на входе не дослушал. Здесь такие вещи не прощаются. Ладно хоть, что «свободный» следы те не заметил, а то спрашивать бы начал… и плох тот проводник, который на такие вопросы только руками разводит.
Основные лабораторные отсеки закончились. Пошли технические помещения, небольшие склады, буквально заваленные горами подшитых в папки листов и бобин с магнитной плёнкой, душевые и туалеты. В некоторых комнатках были компьютеры почти современного вида — лаборатория была брошена в две тысячи седьмом, а существовала ещё с советских времён — на некоторых папках подожжённых, но так и не сгоревших архивов под слоем старой копоти угадывались цифры «1988». Интересовался этими бумагами Фельдшер, задерживался иногда над покоробившимися фотографиями, графиками и таблицами и наконец не выдержал:
— Слышь, Фреон, я чё-то не догоняю. Не, нам говорили, конечно, что Зона не с две тысячи шестого года началась, но думал я — брехотня досужая.
— Дружище, вы же, как ты сам говорил, инфу в Зоне собираете. А ты такой махровый наив выдаёшь…
Фельдшер обиделся.
— Я вообще-то не аналитик, а сталкер и боец. Не моё дело в бумагах найденных копошиться — на это специальные ребята в нашем штабе сидят. Им и относил.
— А самому полазить, полистать — неужели не интересно?
— Читал, конечно… но там всё больше другая инфа была, часто даже мне не очень понятная. Я-то врач по образованию, не физик… а по биологии мне особо и не удавалось ничего найти. Сам я в две тысячи девятом в Зону пришёл, сразу к «Свободе» прибился.
— Тогда понятно… не брехотня это, друг. — Я приостановился, внимательно разглядывая поворот коридора, бросил пару гаек, сверился с показаниями детектора. Нет аномалий… удивительно. — В две тысячи шестом первый Выброс был, потому так и считается. А Зона на двадцать лет раньше началась.
— О как… значит, не врали наши долгожители… — Фельдшер даже присвистнул.
— Слушай, давай потом я расскажу. На ходу здесь трепаться не дело… тварин и аномалий пока нет, но уж лучше на привале поболтаем, лады?
— Угу.
Да уж, Фреон… зря ты про наив брякнул. Сам-то хорош. Пока лаборантскую карточку не заработал, ничего ведь не знал толком, тоже думал, что Зона впервые о себе в шестом году заявила. А вот когда начал для «ботаников» информацию собирать, когда по Зоне в подземных комплексах полазил, когда послушал учёные разговоры в курилках НИИ, вот тогда-то полная картинка и нарисовалась.
