– Кстати, заяц, – спросил Егор, прихлёбывая кофе, – я уже понял, что Вера – это твоя родная тётка, но не совсем понимаю, как ты тут оказалась. У тебя ведь, по-моему, сейчас должен быть диплом. Или я не прав?
– Прав, прав. Только диплом у меня уже готов. Я девушка старательная, а весной люблю приезжать в это город. Он особенно хорош весной и осенью. Впрочем, летом и зимой здесь тоже неплохо. Вообще-то я тут родилась, чтоб ты знал. Родилась и жила до четырнадцати лет.
– А чего уехала?
– Положим, уехала не я, а мои родители. Ты же сам видишь, какая тут последнее время политика проводится по отношению к русским… В общем, родителям всё это в конце концов надоело, они продали квартиру, и теперь я ростовчанка.
– Ростову сильно повезло.
– Всё равно скучаю, – вздохнула Зоя. – Я люблю Ростов, а уж ростовчане – это вообще особый народ, не похожий ни на кого другого – весёлый, доброжелательный. Нахальный, конечно, не без этого, но нахальство – не наглость. И всё – таки…
– И всё – таки?
– И всё – таки нет лучшего города на земле, чем древний Львов! Ты не представляешь, как мне обидно, что Украина с Россией цапаются, как две престарелые и надоевшие друг другу родные сестры на коммунальной кухне. Знаешь, есть такие… Мужья у них или умерли, или спились от полной безнадёги, или оставили их за склочный характер; дети выросли и разъехались в разные стороны и редко навещают матерей. Они живут одни в квартире, которая досталась им ещё от их родителей. Разъехаться не могут, потому что, во-первых, нет на размен квартиры денег, а, во-вторых, и это главное, не хотят они разъезжаться на самом деле. Не хотят, потому что привыкли жить вместе. Но при этом и осточертели друг другу так, что прямо хоть стрихнин в борщ подсыпай. И любят и ненавидят одновременно. Понимаешь?
– Не знаю… Наверное, понимаю, но… Видишь ли, я никогда не жил в коммунальной квартире. Но вообще-то понять можно.
– Понять-то можно, – грустно подперев изящным кулачком голову, Зоя задумчиво смотрела в окно. – Знать бы ещё, как этим сёстрам помочь… Ведь им и самим плохо от их бесконечных дрязг, и люди вокруг страдают.
– Ну-ну, – чуть насмешливо протянул Егор. – Уж не метишь ли ты, заяц, в политику, а?
– Если журналистика – это политика, – твёрдо сказала Зоя, поднимаясь с табуретки и убирая со стола, – то мечу. Потому что собираюсь работать по профессии. То есть журналистом.
– Да работай на здоровье, я не против, только…
Они бы легко поссорились, но тут пришла хозяйка квартиры и принесла не очень хорошие новости.
По словам Веры, она встречалась вчера с одним очень знающим и влиятельным во Львове человеком («друг детства, дети мои, и старый мой воздыхатель.») Так вот человек этот сказал, что в городе в активизируются националисты. Их позиции сейчас сильно пошатнулись и в Киеве, и вообще в Украине, они чуют, что время их неотвратимо уходит, вот и пытаются перейти от обороны к нападению. В общем-то ничего страшного, подобное, и даже гораздо худшее, мы уже переживали, но для приезжих русскоязычных людей сейчас во Львове не лучшее время. А уж если они, подобно Егору, невольно вступили с этими молодчиками в серьёзный конфликт… В общем, ребятки, лучше вам сейчас вернуться в Ростов и не искушать судьбу. Пусть страсти немного поутихнут. Львов – город маленький, а местная власть, если, не дай Бог, что случится, виноватых искать не станет. Вернее, виноватым окажется всегда русский. Так что…
– Как-то это, по-моему, унизительно, – задумчиво проговорил Егор. На самом деле, после сегодняшней утренней встречи в парке, он и сам принял решение уезжать, но нужно было как-то «сохранить лицо» перед двумя красивыми женщинами.
И это ему удалось.
Тётка и племянница наперебой принялись его убеждать, что он уже вчера вполне всем доказал свою смелость, а теперь, когда за ним, вполне вероятно, просто пойдёт охота, хорохориться глупо и просто опасно. Если он не хочет подумать о себе, то пусть подумает о своей матери и о них, которым он тоже небезразличен. И вообще, отступить перед превосходящими силами противника никогда не считалось зазорным, и не им, слабым и глупым женщинам, объяснять сию азбучную истину взрослому мужчине, который и опытнее, и умнее. В конце концов, Егор, разумеется, дал себя уговорить и неохотно согласился с вескими доводами и аргументами. Было решено, что Зоя полетит завтра самолётом через Киев, а Егор поедет тоже завтра, но уже на своей машине.
– На машине опасно, – пыталась возразить Вера, – Я бы, Егор, на вашем месте, оставила пока машину у мамы. А ещё лучше у меня. Летите самолётом вместе с Зоенькой. А я найду человека, который вам пригонит машину в Ростов без всяких проблем.
От этого предложения Егор, однако, отказался наотрез и, в свою очередь, потратил добрых сорок минут, чтобы убедить женщин в том, что ничего с ним по дороге не случится и до Ростова он доедет с лёгким попутным ветерком. В результате ему это более или менее удалось. То есть, тётя и племянница остались при своём мнении, но поняли, что мужчина всё равно поступит так, как решил сам.
После этого они распрощались, договорившись встретиться уже в Ростове. Егор, было, попытался настоять на том, чтобы отвезти Зою завтра в аэропорт, но Вера решительно воспротивилась данной идее, заявив, что нечего зря светиться, и они прекрасно доедут на такси и даже на троллейбусе, благо аэропорт расположен в черте города.
Егор вышел из подъезда и насторожённо огляделся по сторонам, – сегодняшнее утро преподнесло ему запоминающийся урок. Не заметив ничего и никого подозрительного, он сел в машину, закурил и бездумно уставился в пространство перед собой. Настроение было какое-то неопределённое, и он никак не мог разобраться в собственных ощущениях. События последней недели совершенно не оставляли времени на размышления, он жил и действовал в навязчивом ритме этих событий, не делая попыток подчинить их себе, а, наоборот, давая себя увлечь и подчиняясь им сам. Конечно, события эти отнюдь не были событиями рядовыми и, так сказать, ординарными. А были они, напротив, невероятными, фантастическими и совершенно из ряда вон выходящими.
Но при этом они оставались именно событиями и ничем иным.
То есть, неким набором свершающихся во времени и пространстве фактов. Помимо твоей воли. Но в твоём времени и в твоём пространстве.
В твоём бытие.
А значит, как и любое событие, они предполагали возможность выбора…
Э, погоди, оборвал сам себя Егор. Какая ещё, на фиг, возможность выбора? Я что, неправильно что-то сделал? Нехорошо поступил? Предал кого из близких или далёких или обидел ребёнка? Или девушку? Хм-м… девушку… Как там, интересно, наша девушка…
