я увидел несколько тёмных решётчатых объектов прямоугольной формы. Внутри каждого находилось по светлому пятну неправильно формы.
Замедлившись и стараясь ступать совершенно бесшумно, мы приблизились. Теперь я услышал звуки: сопение, смешанное с подскуливанием и подвыванием.
Рубин замер, снял перчатку с правой руки и поднял её над головой. Я не сразу понял, что таким образом он определяет направление ветра. Разумно: судя по всему, внутри объектов находились какие-то животные, и подходить следовало с подветренной стороны.
Через несколько секунд Рубин поднял большой палец и снова надел перчатку. Значит, можно двигаться.
Клетки (а это оказались именно клетки) были установлены на ровной бетонной площадке, которую, судя по всему, залили совсем недавно, очень уж чистой и ровной была поверхность.
Я осторожно ступил на площадку, приглядываясь. Внутри ближайшей клетки что-то пошевелилось. Я замер, чувствуя, как Рубин застыл слева от меня.
Существо в клетке встало на четвереньки и вытянуло голову, принюхиваясь. Потом развернулось в нашу сторону. В этот момент из-за склона показался край Луны, и я смог разглядеть существо в деталях.
Это была женщина. Почти голая, если не считать каких-то лохмотьев, свисавших с талии. Её широко распахнутые глаза блестели в лунном свете, а ноздри широко раздувались. Она отрешённо глядела в пространство, продолжая втягивать рывками ночной воздух.
Рубин медленно выставил перед собой руки, демонстрируя пустые ладони. И женщина отреагировала на этот жест: выпрыгнула с места и зацепилась за прутья на крыше клетки, свесив вниз голову. Потом она громко зашипела, вытянув шею.
В других клетках тоже началось движение. Послышался скулёж. Шлепки. Глухие удары. Кто-то громко завыл.
Мы с Рубином переглянулись. Потом медленно, не поворачиваясь спиной к обитателям клеток, отступили и спрятались за основанием площадки.
Шипение и вой начали медленно затихать.
Рубин указал в сторону карьера, из которого мы пришли, предлагая отступить. Я молча кивнул: увиденное требовало обсуждения, как минимум.
Мы уже было двинулись, когда на ближайшем склоне мелькнуло красное световое пятно, рядом с ним — ещё одно. Пятна быстро приближались.
Пришлось вернуться к бетонному основанию площадки и затаиться.
Спустя минуту послышался звук приближающихся шагов. Шли двое. По дороге они переговаривались, их голоса были искажены защитными масками, но слова были вполне различимы. Говорили по-русски.
— Уже третий раз за неделю, — недовольно бурчал первый. — Как-то слишком часто, не думаешь?
— Да вроде в начале июня и почаще бывало, — заметил другой.
— Думаешь, собака опять? И что бы она здесь делала? Тут ведь даже падали не осталось!
— Говорят, они за десятки километров чуют человеческое жильё…
— Слишком много миссий наружу последнее время, вот что я скажу. Темпы наращиваем, а зачем — непонятно… куда спешить? Пока сюда кто-то из внешних доберётся — годы пройдут! Рискуем.
— Значит, есть обстоятельства, о которых мы не знаем.
Я очень осторожно, одним глазом, склонив голову на бок, выглянул из-за края площадки.
Два человека были одеты в жёлтые защитные костюмы и маски. У каждого в руке по фонарику, дающему широкий красный луч. Они шли вдоль клеток, проверяя замки и наскоро осматривая их обитателей.
— Вроде спокойно всё. Замки сломать не пытались… — сказал первый после осмотра. — И чего тут камеры нормальные не поставят, а? Жалко, что ли?
— Ты что, не знаешь? Они реагируют на любые объективы. Начинают нервничать.
— Нет, не слышал. Не моё дело, — говоривший сделал небольшую паузу, потом добавил: — Наверно, всё-таки собака. И чего их тянет к ним? Не понимаю. Верная же смерть для них, сожрут и косточки обглодают…
— Не факт. Эту партию вчера хорошо покормили.
— Когда их меняют, кстати?
— Да вроде завтра должны. Ветра сейчас нет, пыли мало, нуклидов меньше. Вот и приходится выдержку держать подольше. Всё равно надо бы станции проверить. Вернёмся займусь. Что-то мне здесь не нравится…
— Ладно. Пошли уж. Не хочу хватать лишнего, и без того часто выходим.
— Пошли. Кстати, слышал? Днём инспектор прилетел, говорят, что он…
Мне было очень интересно услышать, что там говорили про неведомого инспектора, я даже высунулся из-за площадки, чтобы услышать окончание фразы, но тщетно: говорящие повернулись в сторону горы, и разобрать слова было невозможно.
Рубин привстал, потом посмотрел на меня указал жестом: «Пошли!»
— С ума сошёл? — ответил я едва слышным шёпотом.
— Надо больше узнать, — так же, едва шевеля губами, ответил напарник.
— Что ты с ними сделаешь? Захватишь? Допросишь? Где? — я развёл руками.
— Надо внутрь попасть.
— Достаточно того, что мы уже видели, — возразил я. — Выйдем на связь и…
— Это не пендосы, — сказал Рубин.
Я задумался на секунду. А ведь он прав: всё это время мы вели себя так, будто имеем дело с хитрой диверсионной операцией давнего и знакомого врага. Который, может быть, как-то снюхался с группками мародёров. А тут — сложная организация, серьёзная техническая база. И — внезапно свои. Ну, или не совсем свои…
Прав Рубин. Нельзя на связь выходить.
— Пойдём, упустим! — прошептал он, готовясь рвануть вперёд.
Я кивнул в ответ.
Мы проводили ночных посетителей «человеческого зверинца» до замаскированного входа в гору. Успели зафиксировать, как именно один из них активировал механизм шлюза. После этого захватили этих двоих и обездвижили.
В арсенале спецслужб есть очень специфические методы экспресс-допроса, когда информацию получить нужно быстро, да ещё чтобы она была максимально достоверной. С точки зрения морали эти методы, скажем так, спорные. Однако то, что мы увидели на бетонной площадке, развязало нам руки. Люди, способные на такое, едва ли заслуживают снисхождения.
Самое сложное в экспресс-допросе в тех условиях, в которых мы работали, это избежать лишнего шума. Однако же нам это удалось. Мы до последнего поддерживали у допрашиваемых иллюзию того, что им удастся уйти живыми. Разумеется, совершенно ложную.
Сам допрос длился минуты две-три, но
