В конце концов, у нас тут не фабрика по производству пушечного мяса: чем больше, тем лучше. Это в древности, на Терре было так. Тогда массы людей гибли, служа неутоленным амбициям жадных до власти политиканов или тем, кто завидовал власть имущим и сам стремился к господству. Тогда считалось особым геройством усеять поля сражений горами трупов только ради того, чтобы отвоевать у противника пядь земли. В те времена побеждали числом, а не умением: сражение выигрывал тот, под чьим началом было больше солдат. Стратегия, тактика — это было не столь важно. По большому счету все тогдашние войны были просто организованными бойнями. Личное самопожертвование красиво лишь на словах. Пользы оно не приносит. И никогда не приносило.
Я не против героизма вообще. Героизм достоин восхищения и подражания. Любая война дает нам примеры истинного героизма. Герой, спасающий жизни другим, воин, наносящий противнику урон и тем самым выигрывающий бой, — вот настоящий герой. И такой героизм я приветствую. Но не надо связывать с героизмом такие понятия, как победа или поражение, правота или неправота, логика или абсурд. Все эти понятия неотделимы от господствующих доктрин. Акт героизма же — вне этого, героизм — сам по себе.
Мне омерзительна война, во время которой впустую гибнут люди. Ненужное самопожертвование — это расточительность. И прав, тысячу раз прав был генерал Керенский, заявивший, что и война и подготовка к войне должны строиться исходя в первую очередь из принципа экономии. Если для победы в том или ином сражении требуется столько-то воинов, то ровно столько их и должно отправиться в бой. Ни одним человеком больше. В противном случае это будет расточительностью.
Величайшим вкладом нашего Клана в развитие искусства ведения войны стала организованная система ставок и заявок, а также Спор Благородных. Мы заявляем противнику, что хотели бы получить в случае победы — завод, генетический материал, — короче, все, что в данный момент необходимо Клану. В ответ противник указывает силы, которые он бросит на защиту. После этого мы проводим среди своих Спор Благородных, который призван решить, кто из нас отправится в бой. В сражении победитель будет располагать лишь теми силами и техникой, которые указаны в его заявке. Он вправе затребовать в бою подкрепление, не превышающее разницы в силах между победившей, самой экономной заявкой и заявкой, оказавшейся на втором месте.
Результат — наш стиль ведения войны сохраняет жизни и материальные ресурсы. Воюет лишь тот, кто воюет. Раньше основные людские потери были за счет гражданского населения, а также лиц, случайно оказавшихся вовлеченными в боевые действия. Сейчас этому положен конец. Мы не совершаем варварских налетов, не разрушаем, как дикари, промышленных объектов противника и не убиваем людей низших каст. Мы отлично понимаем, что такое война, и делаем лишь то, что необходимо. Мы смолоду приучены взвешивать все «за» и «против», прежде чем рискнуть даже малым. Принцип экономии вошел в нашу плоть и кровь.
Кстати о других кастах. Принцип экономии соблюдается и там. Крайне мало людей, жизнь которых можно назвать роскошной, — и это люди, чьи заслуги перед Кланом велики и общеизвестны. Даже представители торговой касты, уж на что они изворотливы и никогда не упускают собственной выгоды, — и они не помышляют о том, чтобы получить больше, нежели заслужили. Нас часто пытаются унизить, напоминая о существовании бандитов, — они не признают вашей системы, а вы ничего с этим не можете поделать. Да, я согласен, это — наш позор, и нам временно приходится мириться с этим негативным явлением. Но наше отношение к ним от этого не меняется.
Я горжусь тем, что за всю свою жизнь я ни разу не изменил принципам экономии, основополагающим для процветания нашего Клана. Я ничему не давал пропасть, будь то последний винтик или боевой робот. Я все использовал с максимальной эффективностью и пользой для дела. Когда я командовал, в моих подразделениях расточительности не было. И нет. Вез моего разрешения никто из моих подчиненных не смел ничего выбросить. Все, что могло быть использовано повторно, использовалось, обретая вторую, третью, четвертую жизнь. Я знаю, что обо мне говорят, мне это даже доставляет удовольствие: гироскопы Тер Рошах собирает из ржавых железок на свалке, амуниция у него из найденного рванья, а дай ему зомби, он и из зомби ухитрится сотворить воина.
Кажется, я снова ухожу от темы. С годами я все чаще замечаю за собой это. Нетрудно понять, почему Клан удаляет немолодых воинов из боевых частей, почему он переводит их во вспомогательные тыловые подразделения или же отправляет в учебно-тренировочные лагеря. Это опять-таки связано с разумным использованием человеческих ресурсов. С годами реакция становится уже не та, и немолодому воину трудно следить одновременно за всеми целями на мониторах. Да и движениям недостает нужной ловкости. Поэтому совершенно логично, что пожилого воина отзывают из боевых частей: с годами он становится обузой для подразделения. А расточительность порождает расточительность. Неверные или ошибочные действия пожилого заслуженного ветерана могут привести к гибели воина молодого. Хотя осторожность и большой боевой опыт пожилого заслуженного ветерана тоже могут чего-то стоить. Вместе с тем потенциальная опасность для подразделения от его присутствия может оказаться больше, чем потенциальная польза. К чему рисковать? Ненужный риск — это расточительность. Когда воин перестает быть однозначно полезным на передовой, не разумнее ли использовать его как-нибудь иначе? Поэтому Клан и стремится предоставить пожилым или искалеченным воинам — и то и другое одновременно — возможность проявить себя в воинской касте на иных ролях. Ничто не должно пропадать, из всего должна извлекаться максимальная польза.
Однако всегда что-то теряется безвозвратно. Вот и мне сейчас мучительно не хватает службы в боевых частях. Предложили бы мне вернуться туда — и я согласился бы, не раздумывая. Все-таки нынешняя моя работа — пусть она и важна, я это знаю, — не приносит полного удовлетворения. Я ведь воин. Я помню, что это такое — видеть врага в прицеле, когда твой боевой робот идет сквозь огонь и взрывы. Я помню, как кулак с хрустом ломает челюсть врагу. Я помню то незабываемое ощущение полноты и осмысленности бытия, когда броня вражеского боевого робота разлетается вдребезги после залпа твоих РДД.
Мне не хватает войны. Здесь, на страницах дневника, я признаюсь в этом.
Но мои лучшие дни, увы, уже позади. И единственное, что мне остается, — это жить, радуясь, что я воспитаю воинов из моих кадетов. Я не даю им ни малейшей поблажки — этого требуют мои правила. Более того, я даже бываю с ними излишне суров. Что поделаешь, если разобраться, они — мои теперешние враги. Странная мысль. Никогда раньше она не приходила мне в голову. Почему? Они сейчас преодолевают те препятствия, которые у меня давным-давно позади. И я им завидую. Я переживаю их борьбу вместе с ними. И когда они терпят поражение, я ненавижу их. А когда выходят победителями, я опять-таки ненавижу их, потому что я бы сделал это лучше, чем они.
