— Вероятно, это и есть Кинтар, потомок Фанкаев, — сказал Хорригор.
— Ничего себе… — благоговейно прошептал груйк. — Это же… это же уникальнейшая вещь! Сплошное рыжье! Сколько потянет — даже страшно себе представить!
— Что за рыжье? — не понял Тангейзер.
Груйк очумело посмотрел на него:
— Как это — «что»? Золото! Тут полтора кило золота, не меньше! И притом это не просто слиток, а художественное изделие! Да ему просто цены нет!
— Это изделие получило у археологов название «ксифский горжет», — заявил Спиноза. — Золотой нагрудный знак правителей Ксифии. Найден при раскопках кургана, теперь находится в Лисавете, в Музее истории миров. Причем именно этот горжет, который мы сейчас видим, а не похожий на него — я уже сравнил. Вот вмятина на руке ксифа с чашей, у запястья, видите? И еще одна, возле верхнего рога полумесяца. Точно такие же и на том горжете, что экспонируется в Лисавете.
— О-о! — взвыл Дасаль. — Надо забирать его скорее, пока нас отсюда не унесло! Я знаю, кому можно предложить такую ценность… Денег каждому из нас надолго хватит! Это же уникум! Давайте вылезать побыстрее! — он обвел всех воспаленным полубезумным взором.
— Изрядно вас золотишко-то прихватило, Дасаль, — покачал головой Шерлок. — Чуть ли не до помутнения рассудка. Во-первых, если вы покажете вашим клиентам такой же горжет, который находится в лисаветском музее, то сложно будет убедить их в том, что это не подделка… Ваши клиенты непременно закажут анализ, и выяснится, что эта вещичка гораздо моложе, чем та, музейная. Она же не будет лежать в земле сотни лет, если мы заберем ее отсюда. Хотя тут утверждать что-либо трудно, и может случиться совсем другое. Если мы сейчас заберем отсюда этот горжет, то его никогда не найдут при раскопках… И это и есть мое «во-вторых». Реальность изменится, в ней уже не будет ксифского украшения, выставленного для всеобщего обозрения в Музее истории миров.
— Подумаешь! — фыркнул груйк. — Оно просто будет находиться в чьей-то частной коллекции, только и всего. Невелико изменение!
— Вы не все учитываете, Дасаль, — поднял палец Тумберг. — А ведь Дарий уже говорил об этом.
— И чего же я не учитываю? — нетерпеливо спросил Умелец, не отрывая глаз от экрана. Точнее, от ксифского горжета на экране.
— Ежегодно в лисаветском музее бывают тысячи посетителей. Кое-кто из них летит на Землю именно для того, чтобы воочию увидеть этот замечательный экспонат. Можно предположить, что некоторые туристы, познакомившись там друг с другом, впоследствии создадут семейные пары. И кто-то из родившихся у них детей совершит какое-то важное открытие. А без горжета этого открытия не случится, потому что семейная пара не будет создана. Более того, какой-нибудь макатронец, в нашей реальности полетевший на Землю, в музей, скажем, в октябре, никуда не полетит. Останется на Макатронии и встретит там, в том же октябре, девушку, так сказать, своей мечты. Потому что не улетел на Землю. У них родится сын, которого нет в нашей реальности, он послужит причиной гибели кого-нибудь из вашего рода, и вы, Станис Дасаль, никогда не появитесь на свет… — Шерлок выставил перед собой ладонь, увидев, что груйк дернулся. — Да, понимаю, что это чисто умозрительные построения. Но вы готовы рискнуть, чтобы убедиться в их ложности?
— Да бросьте, начальник! — махнул рукой Умелец. — Не берите на понт! Столько всего нагородили, что за три дня не расхлебаешь. Да я ради такой прелести и в огонь готов, и в воду, и в медные трубы!
— Не шутите с прошлым, эти шутки глупы и неприличны, — изрек Хорригор с многозначительным видом[3].
Аллатон согласно качнул головой, и без того то и дело норовившей опуститься ему на грудь — особый уральский напиток продолжал делать свое хмельное дело.
— В медные трубы! — Шерлок с иронией взглянул на Умельца. — Долго их искать придется. Если бы вы просчитывали последствия своих действий, Дасаль, то не имели бы двух отсидок и перспективы третьей. Возможно, я сгущаю краски, и изъятие этой бляхи отсюда никак не отразится на реальности… Но где гарантии, что именно так и будет? Имеем ли мы право рисковать?
— А-а! — вновь досадливо отмахнулся груйк. — Все эти ваши рассуждения не стоят выеденного яйца! Действовать надо, а не рассуждать, а то поздно будет… Сами же себе все локти обкусаете!
— Меня вполне устраивает тот факт, что ксифский горжет находится в музее, — размеренно сказал Шерлок. — И делать на нем деньги я не собираюсь. К счастью, далеко не все такие, как вы, Дасаль. Впрочем, — он взглянул на Дария, — здесь все решает командир.
— Глядите, там кто-то живой! — воскликнул Тангейзер, показывая пальцем куда-то в сторону от ближайшей груды тел. — Шевелится! А вон еще! Надо бы забрать, оказать медицинскую помощь.
— Что-то я не понимаю тебя, постлейтенант, — холодно произнес Дарий. — То ты предлагаешь всех поголовно из пулемета положить, то о раненых беспокоишься.
— Так это же… это же совсем другое… — пробормотал Тангейзер.
— Мы не будем ни во что вмешиваться, — жестко сказал Силва. — Во всяком случае, пока. Я так решил — и точка!
Он ударил кулаком по подлокотнику, который не очень давно был сломан Хорригором. Причем сделал это с такой силой, что танк содрогнулся.
И все вокруг расплылось, а экраны уже привычно погасли…
Никто еще ничего не успел сообразить — Аллатон и вовсе продолжал подремывать, — как окружающее пришло в прежнее состояние. Но теперь на экранах была не панорама гор, и не лазурь небес с солнцем и облаками — там была темнота, в которой перемещались какие-то расплывчатые светлые пятнышки.
— Мы под водой, — сообщил танк. — До поверхности сто семнадцать метров.
— У-у! — заголосил Умелец. — Нас опять унесло! Эх, такую цацку упустили! Балаболы вы непрактичные, вот вы кто!
Но эти его причитания были оставлены без внимания.
— Я готов всплывать, — сказал Спиноза. И продолжил с каким-то неуловимым оттенком в голосе: — Если получу соответствующий приказ командира.
— Бенедикт, не выпендривайся, — покривился Дарий. — Разумеется, всплывай. Ты же не подводная лодка. Вода в ствол просочится — будем иметь проблему.
— Не просочится, — заверил танк. — Заглушка у меня надежная. А интересно побыть подводной лодкой…
— Давай, давай, к воздуху и свету, — поторопил его командир. — Нечего нам тут болтаться. Не наш профиль.
Побыть давно хотелось в глубине,
Но только камнем не лежать на дне…
Похоже, Спиноза побаивался утратить способность придумывать рифмованные строки, а потому при каждом удобном случае проверял, осталась ли она у него. И при неудобном тоже. А может, просто хотел немного позлить Дария.
