экстренного собрания глав родов.
Столы были поставлены вплотную друг к другу, так что образовали один гигантский длинный прямоугольный стол. Мы не стали играть в соблюдение этикета и садить во главе этого громадного стола хозяина — Арвина.
Во главе стола сел я. Улыбчивый Арвин разместился справа от меня, а серьёзный Андрей Оболенский — слева.
— Господа, благодарю всех собравшихся, — обведя взглядом союзников, колеблющихся и прихвостней Годуновых, проговорил я. — С вашего позволения перейду сразу к делу. За последние два часа стали известны некоторые подробности случившегося. В личном разговоре, который у меня случился недавно, Канцлер подтвердил, что император и его дети мертвы.
Я замолчал, давая возможность аристократам осознать услышанное.
— Что? Не может быть… — пробормотал княжич Благовещенский, Максим Валентинович. Его отец не смог приехать на торжество, так что наш приятель на этом импровизированном съезде был главным представителем своего княжества.
— Подтвердил? — поморщился великий князь Минский. — Значит, об этом он хочет объявить сейчас?
Присутствующие закивали, соглашаясь с его мнением. Тем самым все продемонстрировали, что уже знают, что на шесть часов вечера назначена экстренная телевизионная трансляция выступления Канцлера.
— Позвольте узнать, Аскольд Андреевич, — махнул рукой князь Новгородский — Георгий Григорьевич Орлов — родной брат великой княгини Тверской, — о чём ещё вам поведал Канцлер?
— О том, что несмотря на то, что Боярский род Хранителей не смог сохранить род Рюриковичей, Александр Борисович Годунов не собирается никому отдавать власть над империей, — холодно ответил я. — О том, что готов воевать с любым, кто осмелится пойти против него.
— Было бы странно, будь иначе, — усмехнулся великий князь Минский — Руслан Щербатов.
— Александр Борисович лучше других знает, как управлять страной, — пробасил хмурый Волынский, с самого начала собрания буравящий меня настырным взглядом. — Никто лучше него не справится с этой ролью!
— Но у него на это нет никакого права, — возразил великий князь Казанский.
— Ни у кого сейчас нет на это права, — пожал плечами Щербатов. — Но у Канцлера есть опыт, знания. Среди его предков было немало женщин-Рюриковичей, если вы забыли.
— И всё же по вине Канцлера род Рюриковичей уничтожен! — гневно воскликнул Антон Иванович Троекуров.
— В этом повинны британцы! Это их агенты несут ответственность за столь страшное преступление, — громко сказал Макар Матвеевич Изморзкий — Министр экономического развития — шарообразного вида лысоватый мужичок.
— Откуда у вас такие сведения, Макар Матвеевич? — сухо спросил отец Кати Морозовой, министр путей сообщений — Алексей Денисович Белозерский.
— Не только князь Енисейский успел побеседовать с Александром Борисовичем! — выгнул грудь Изморзкий, отчего стал казаться ещё круглее.
— Но ведь именно Александр Борисович взял курс на сближение с британцами, — возразил Никанор Петрович Орликов, щеголявший на празднике в своём любимом кафтане. — Не удивлюсь, если втайне от остальных он встречался с этими самыми британскими агентами.
— Вы намекаете, что Александр Борисович прямо повинен в смерти императорской семьи? — с пол-оборота завёлся Святослав Владимирович Демидов, Московский генерал-губернатор, чья родная сестра — жена Первого Вице-канцлера Дмитрия Александровича Годунова.
— Прямо или косвенно, но повинен, — пожал плечами Орликов, — даже если он и не желал плохого, должен был учитывать такую вероятность.
— Если в каждом видеть потенциального предателя, то можно вообще забыть о чести! — воскликнул Волынский, вскочив на ноги.
Слева от меня послышался скрип, и стол чуть пошатнулся.
— И смеет говорить о чести тот, кто атаковал ничего не подозревающих юных барышень?! — прорычал Андрей Оболенский, раздирающий Министра Обороны пылающим взглядом.
— Ну да, тем, кто взял в заложники гостей уж точно неприятно слышать о чести! — съязвил Волынский.
— Да как ты см… — от Андрея Оболенского во все стороны пошли волны невидимой силы, он дёрнулся вперёд.
— Хватит, отец, — я поймал его за запястье. — Мы договорились со всеми присутствующими устроить это рабочее совещание не для того, чтобы сражаться друг с другом, а наоборот. Чтобы найти способ избежать ненужных сражений.
— Да, ты прав, сын. Прости, — кивнул он и сел на место.
Остался стоять только Волынский. Я смотрел в его бешеные глаза, полыхая Аурой. Я сдерживал её, поэтому золотых молний видно не было. Однако всполохи родовой силы коснулись Министра Обороны. Нас разделяло солидное расстояние. Давление Ауры было не столь велико, как раньше…
Волынский дёрнул губой и плюхнулся в своё кресло.
— Господа. Канцлер предлагал мне место регента при императоре, — заявил я. — А императором он видел моего сына. Полагаю, не нужно объяснять, почему именно его.
Аристократы начали переглядываться и перешёптываться. До меня доносились обрывки фраз:
— Ну да… логично…
— Ближняя кровь…
— Сын главной наследницы…
— Именно, — прогремел я. — И кроме всего прочего, Архей — первый ребёнок вновь созданного рода. Рода с могучей родословной, но при этом не обросшего историей. Кто-то должен стать императором. Но если это место займёт кто-то из древних родов — другие древние рода могут посчитать себя ущемлёнными.
— Если младенец из новорождённого рода станет выше других, древним родам всё равно будет обидно, — сухо произнёс Альберт Алексеевич Вильин — наследный княжич Люблинский.
Люблинские князья — единственные князья, над которыми стоит не император, а другой князь — великий князь Варшавский. С которым у нас не самые тёплые отношения, после того как наш друг Акихито сразился с Людомиром Казимировым — их великим княжичем. Так что Казимировы не приняли приглашение на свадьбу Арвина, сославшись на занятость. «Отправили» сюда вассального княжича. То есть даже не самого князя Любинского, а всего лишь его сына.
Я недобро посмотрел на Вильина.
— В любом случае кто-то может обидеться. Но мы не можем под всех подстраиваться.
— Аскольд Андреевич! — впервые с начала собрания подал голос Николай Нарышкин. — Позвольте вопрос. Если Александр Борисович
