без оных, но, когда Диана надолго погрузилась под воду с головой, а Всеволод с блаженной улыбкой откинулся на бортик, не осталось ни малейших сомнений, что созерцаю отнюдь не совместное купание коллег. Ну а дальше к ним присоединился единственный из заместителей председателя совета, которого я не знал по имени, и времяпрепровождение барышни с точки зрения общественной морали из сомнительного сделалось просто-таки непотребным. Лично мне ничего подобного не доводилось видеть даже на срамных фотокарточках, тайно гулявших по рукам учеников старших классов нашей гимназии.
Я бы чисто из практического интереса задержался понаблюдать за развитием событий, но риск оказаться застигнутым на чердаке местными заправилами возрастал с каждой минутой, так что сбросил оцепенение и поспешил на выход. У двери миг помедлил, прислушиваясь, затем отпер её и, не забыв прихватить полупустую бутылку с содовой, выскользнул на лестничную клетку, но сразу на второй этаж не спустился, вместо этого закрыл сначала один замок, а затем и другой.
Теперь — порядок.
Увы, утро уже вступило в свои права и персонал начал готовиться к обслуживанию постояльцев, я только сунулся из служебного коридора к буфету и моментально сдал назад, заслышав доносившиеся оттуда голоса. Тогда развернулся, огляделся, прикинул планировку корпуса и рванул к противоположной двери. Она оказалась заперта, но простенький замок вскрылся на раз, и никем не замеченный я выскользнул в общий коридор.
Там допил содовую, кинул пустую бутылку в корзину для мусора и уже совершенно спокойно поднялся в номер за оставленным в нём портфелем. После заглянул в уборную и почистил зубы, затем спустился в банкетный зал.
Вывозить нас обратно в Новинск собирались двумя партиями, но из всех членов студсовета, изъявивших вчера желание покинуть дом отдыха в восемь утра, на завтрак соизволили — или же смогли? — явиться лишь пятеро. Шестеро, считая меня самого.
Рыжая Алевтина кисло глянула и продолжила без видимого аппетита кромсать столовым ножом яичницу, а Инга, которая что-то втолковывала Марине, моё появление и вовсе проигнорировала. При этом барышни выглядели свежими и отдохнувшими, оставалось им только позавидовать. Сам я ощущал себя самое малое помятым.
Ещё подошла серая мышка, которая вопреки моим вчерашним воспоминаниям и в самом деле оказалась вполне себе серенькой, и незнакомый старшекурсник, усиленно налегавший на содовую.
Я последовал его примеру и взял очередную бутылку с живительной влагой, вышел с ней на улицу, про себя между делом отметив, что в неофициальном зачёте стойкости убедительную победу одержал актив военной кафедры. Бассейн к этому времени уже опустел, лишь Карл плавал туда-обратно, как заведённый.
— Ты едешь? — спросил я, когда здоровяк на миг замер у бортика перевести дух.
— Не! В одиннадцать уеду, — ответил Карл и вновь нырнул.
Я глотнул содовой и уселся на лавочку, рядом кинул портфель. Аппетита, мягко говоря, не было, вот и не стал возвращаться в банкетный зал. К тому же не знал, как теперь вести себя с Ингой, да и хотелось поскорее отсюда уехать. Нужно было незамедлительно сообщить о своём открытии Альберту Павловичу, а не звонить же ему на кафедру из дома отдыха! Уж телефоны тут с гарантией прослушиваются!
Впрочем, в любом случае долго ожидание отъезда не продлилось. Никто больше из членов студсовета в банкетный зал так и не спустился, и ради шести человек автобус решили не гонять, отправили нас на вездеходе, в связи с чем домчались мы до города едва ли не вдвое быстрее вчерашнего.
У проходной студгородка я раскланялся с барышнями и пожал руку молодому человеку, но оказалось, что с серенькой мышкой нам по пути. Двинулись в сторону горбольницы, и чем дальше, тем настороженней поглядывала на меня барышня.
— На медицинском учишься? — улыбнулся я.
Яна — точно, её же Яной зовут! — скованно кивнула и ускорила шаг.
— А я по субботам в травматологии практику прохожу, — сообщил я, желая дать понять, что не навязываю ей своё общество, а нам и в самом деле по пути.
Барышня оставила попытки оторваться от меня и спросила:
— В самом деле? И у кого?
— У Рашида Рашидовича.
— А, знаю его! — рассмеялась Яна, и смех у неё оказался вполне себе приятный. — Смешной такой.
— Но специалист отменный.
— Я с ним не работала.
После проходной мы расстались, и я сразу свернул к телефонным будкам. Позвонил Альберту Павловичу, но того на месте не оказалось. Городца же набирать не рискнул. А ну как это внутреннее дело института? Тут осмотрительность следует проявить, чтобы не впросак даже, а промеж жерновов не угодить.
Решив перезвонить куратору позже, я отправился на занятия и успел посетить вторую часть первой пары, а на перемене вновь попытался связаться с Альбертом Павловичем, и вновь безуспешно. На следующей — аналогично. Не получилось дозвониться до него и по домашнему номеру.
Нервничал я чем дальше, тем больше, даже выволочки от Рашида Рашидовича за свою рассеянность удостоился. Пропесочил тот меня будь здоров, ещё и засадил истории болезней разбирать. Впрочем, наверняка бы задержал в любом случае, поскольку к нему самому сегодня зачастили посетители из числа институтских преподавателей и научных работников. Из всех я узнал только доцента Паука, щеголеватого доктора Ломового и дородного усача Чертопруда, занимавшего пост заместителя заведующего третьей лабораторией.
Уж не знаю, о чём реабилитолог беседовал с гостями в своей каморке, но почти со всеми разговор завершался на повышенных тонах. Разве что с одним коллегой Рашид Рашидович держался подчёркнуто вежливо, правда, на прощание всё же заявил:
— Как говорят у меня на родине: иные части организма до рта никак не дотянуть.
Его собеседник — невысокий чернявый господин лет тридцати покачал головой.
— Правильней было бы сказать: иные части организма близки, но ртом их не достать.
Реабилитолог покачал головой.
— Нет, дорогой Борис Давидович, что собирался, то я и сказал.
Господин в модном костюме из айлийской ткани прищурился, выдал:
— Ну-ну… — и отправился восвояси.
Я поднялся из-за стола, за которым до того разбирал истории болезней, после чего из чистого любопытства поинтересовался:
— И чего они все от вас хотели, если не секрет?
— Почему хотели? — вроде как удивился реабилитолог. — Хотят! — И в своей излюбленной манере добавил: — Глупцам лишь кажется уместно делить трофей охоты вместо!
Я кивнул и демонстративно посмотрел на вытащенные из кармана часы, чем вызвал у Рашида Рашидовича недовольную гримасу.
— Иди уже! Иди! — отпустил меня тот. — Проваливай!
Раздражение реабилитолога на собственный счёт я относить не стал, попрощался с ним и в который уже раз рванул к телефонной будке.
— Да? — прозвучал наконец-то в трубке голос Альберта Павловича. — Да, заходи. Жду.
