Правда, это был только первый этап, разминочный. Капитан завершил его тем, что улегся спать и спал ровно пять часов, можно было и будильник не ставить — организм давным-давно уже и сам во всем разбирался, без будильника. А после пробуждения начался этап номер два, который, опять же, предусматривал непременное поглощение коньяка. В умеренных дозах. Что капитан и принялся делать. Точнее, продолжил.
…Еще и напиться как следует многие не сумели, а «Пузатику» уже пришлось включать тормозные двигатели. Приближалась Дыра — в нее на полном ходу заскакивать не рекомендовалось, потому что можно было и промахнуться. Дальнолет отметился на КПП, что болтался в окрестностях Дыры, получил добро и на малой скорости — малой, конечно, по космическим меркам — направился к светящемуся красно-желтому шару. Шары эти были созданы когда-то стараниями земных ученых, и ознаменовали собой начало Экспансии. То бишь расселения человечества среди звезд. Там нашлись иные обитаемые планеты, жители которых тоже стали частями цивилизации разумных существ с планеты Земля. Правда, не всё и не всегда шло гладко — оставалось место и непониманию, и неприязни, и войнам… Кое-какие миры желали жить самостоятельно, кое-какие пытались подчинить себе и другие планетные системы… В общем, проблем хватало. И вооруженные силы Межзвездного Союза нужно было держать в состоянии боевой готовности — кто знает, какие агрессивные чужаки могли нагрянуть из других галактик…
О Дырах, которые вели в подпространство и позволяли довольно быстро добираться до дальних миров, капитан Макнери знал, пожалуй, не больше среднего сапиенса. А больше и не требовалось. Это были даже не дыры в прямом смысле слова, то есть не отверстия, что давали возможность вмиг очутиться за сотни парсеков от прежнего места, а тоннели разной протяженности, ведущие из одной планетной системы в другую. А может, и не тоннели, а что-то еще, чему не было пока названия. Корабли двигались там, не ускоряясь и не сбавляя ход, в течение когда часа, а когда и пяти — этот интервал постоянно менялся, и никаких закономерностей в его изменении до сих пор установлено не было. Категорически запрещалось сбрасывать в тоннеле скорость до нуля. Исследовательское судно, проделавшее это на раннем этапе освоения Дыр, — такое уж было у него задание, — пропало там и больше не появлялось ни в одном уголке Галактики. А вот почему исчезли в разные времена еще пять кораблей, оставалось неизвестно. Визуально подпространство выглядело на экранах серой пустотой без разрывов и сгущений. Выставленные за борт ловушки ничего не ловили, а приборы, которыми были оснащены эти ловушки, показывали сплошные нули. Серость, как часто называли подпространство, не собиралась раскрывать свои секреты…
Когда до входа в подпространственный тоннель осталась последняя сотня тысяч километров, Макнери занял свое место в кресле посреди рубки. И сделал это не только по велению вновь согретой коньяком души и по традиции, а в полном соответствии с должностной инструкцией. И это был как раз тот случай, когда желания совпадают с требованиями.
На корабле после входа в Дыру ничего не изменилось, разве что звезды и чернота на обзорных экранах уступили место серой завесе — диковинной форме существования материи. Показания корабельных приборов оставались такими же, силовое поле по-прежнему окутывало дальнолет, а двигатели были выключены и «Пузатик» летел вперед по инерции. При входе в Дыру у капитана, как обычно, заложило правое ухо, и Макнери традиционно поковырял в нем пальцем. По статистике, таким образом подпространство встречало каждого седьмого. У других кололо в висках, или пробегали мурашки по спине, или появлялось неудержимое желание чихнуть. Были и такие — они составляли два процента опрошенных активистами Центра Зумкова, — у кого подпространство вызывало диарею, которая могла длиться часами. К счастью, Макнери в эти два процента не входил, иначе его не приняли бы в космолетный колледж. Всех поступающих, кто сдал экзамены и прошел по конкурсу, сажали на учебный корабль и загоняли в ближайшую Дыру — и тогда всё насчет диареи становилось ясно. К числу самых редких последствий входа в подпространство относились воистину удивительные случаи, не поддающиеся объяснению в рамках общепринятой парадигмы. У одного пассажира еще до выхода из Дыры на лбу вырос самый настоящий рог двадцатисантиметровой длины. Другой пассажир (точнее, пассажирка) вдруг стал понимать язык вымершей тысячелетия назад цивилизации Фонтанеллы. Благодаря этому удалось прочитать древние рукописные тексты, довольно похожие на первую книгу земной Библии. Причем сама пассажирка была родом вовсе не с Фонтанеллы и никаких родственников там не имела. И текстов этих никогда в жизни не видела и не слышала о них. Просто во время пребывания в Дыре они появились перед ее внутренним взором, она стала читать их вслух, этим заинтересовался ее спутник — специалист по… ну, и так далее.
Все это Макнери узнал из монографии «О некоторых свойствах подпространства и его влиянии на высокоорганизованные биологические системы в свете теории единства всего сущего», которую он с пятого на десятое прочитал в одном из рейсов. На собственном многолетнем опыте капитан убедился в том, что коньяк надежно защищает его от подобного рода пертурбаций. Макнери даже намеревался информировать об этом кого-нибудь из ученых, занимающихся вопросами подпространства, но потом передумал. Во-первых, он не был абсолютно уверен, что дело тут именно в коньяке, а во-вторых… А во-вторых, ему не хотелось, чтобы начальство узнало о такой его привычке. Не стоило вызывать огонь на себя. Об этом можно будет сообщить потом, после выхода на пенсию, — и тогда, возможно, его имя войдет в историю науки и займет там подобающее место. Кто-то, говорят, в научных целях плюхался в ванну с водой, кто-то бесстрашно подставлял голову под падающие с дерева фрукты, кто-то специально заражал себя тифом, кто-то пробовал на вкус синильную кислоту… А он, Линс Макнери, бесстрашно хлебал коньяк!
Предаваясь таким мыслям, капитан посидел в кресле еще минут десять, пока не почувствовал на себе настойчивые взгляды пребывающих в рубке подчиненных. Взгляды эти были ему понятны. При полете в подпространстве лучше всего к приборам не прикасаться и ничего не предпринимать. С такой работой без труда справится и один-единственный вахтенный, а остальные могут это время провести с пользой. Например, за кружкой пива в кают-компании. Но только пива, и ничего крепче! Капитан Линс Макнери не был бездушным чурбаком, за что его в экипаже и уважали. Ему были близки думы и чаяния команды. Поэтому он встал, одернул китель и с теплой отеческой улыбкой сказал:
