— Где писцы?
На этот раз неповиновение Рейнхарда оказалось не столь вызывающим, но все ещё заметным. Он покачал головой.
Правая рука.
— Где писцы?
Акрору пришлось спрашивать ещё трижды, и с каждым разом в кардинале оставалось все меньше целых частей. В конце концов, Рейнхард выдал служителей, хоть и бессознательно — за него это сделало отчаяние, порожденное болью. После очередного вопроса глаза жреца дернулись вверх, к галерее собора. Удовлетворенно хмыкнув, Акрор переломил кардинала напополам.
— За мной! — прокричав приказ, капитан устремился по нефу в направлении башен и лестниц.
Туннель оказался неосвещенным, а слабое сияние из склепа угасло уже через десять метров. После этого служителям пришлось идти на ощупь в непроглядной тьме, и Госта несколько минут словно пробирался по каменному дну глубочайшей пучины. Несмотря на давление окружающих тел, он оказался в одиночестве, и дурное предчувствие давило с такой силой, что писец едва не срывался на крик. Тайна, хранящаяся во мраке, вновь притягивала его. Госта знал, что должен вернуться в библиариум не ради того, чтобы прятаться или сражаться, но затем, чтобы ответить на зов.
Начался отлогий подъем, и в туннель вернулся слабый свет. Пройдя ещё сотню метров, писцы оказались на поверхности, выйдя из-под каменного свода на Дорогу Памятников.
Госта никак не мог сориентироваться. Хотя на Дороге, через каждые пятнадцать метров, располагались отливающие янтарём люменосферы, установленные на вершинах железных шестов, густая мгла превращала их свет в смазанное, расплывчатое сияние. В ночи, окутанной туманом, ближайшие монументы выглядели неясными, громадными фигурами. При свете дня они рассказывали о сражениях и прославляли святых, но сейчас, под саваном зимней мглы, эти официальные воспоминания Империума казались размытыми. Всего лишь тени, препятствия в тумане, неспособные что-то поведать о прошлом.
Оглядевшись, Керемон указала путь вперед. Веря, что Хатия лучше понимает, куда идти, Госта последовал за ней, но небольшая группа писцов осталась под каменным сводом. Они отказывались ступать в туман, и верховный куратор, с презрением посмотрев на служителей, оставила их на произвол судьбы.
Углубляясь в туман, двигаясь в ночи от одного неясного образа к другому, Госта чувствовал себя намного беспокойнее, чем в туннеле. В каменном подземелье царствовала простая, незамысловатая тьма, и писец знал, что не может ничего увидеть. Но здесь, в пустой белизне зимы, взгляд Госты постоянно натыкался на странные препятствия. Все попытки прозреть густую мглу, подкрашенную янтарём, окончились неудачей, и писец ощутил в груди хватку клаустрофобии. В туннеле он знал, где находятся границы окружающего мира, но здесь, снаружи, Госта ощущал собственную уязвимость. Чудовища могли напасть откуда угодно. Даже памятники, лишенные знакомых очертаний, выплывали из тумана, словно внезапные угрозы. То и дело писцу приходило в голову, что впереди вот-вот появится библиариум, но всё, что видел Госта — новые клубы тумана, новые тени из камня и металла. Новые призраки ночи.
Вдруг он ощутил дрожь в брусчатке. Тут же Керемон оглянулась, и, ничего не сказав, резко прибавила ходу. Остальные писцы сорвались на бег, снова поддавшись ужасу. Почувствовав, как усиливается вибрация под ногами, Госта повернул голову, как раз вовремя, чтобы увидеть вспышку в тумане, со стороны каменного свода. Несколько мгновений спустя ярко затрепетали отблески пламени.
Госта побежал быстрее, зная, что остальные слышат доносящиеся сзади звуки, важные и пугающие. Он продолжал бросать взгляды на лица других писцов и видел, как ужас растет в их сердцах, происходя из страха за собственные жизни и смешиваясь с творящимся кошмаром. Уже через минуту многие из служителей бежали, зажав уши обеими руками.
— Пожалуйста, — догнав Керемон, взмолился Госта, — скажите, что происходит?
Хатия ответила ему в несколько приёмов, не тратя дыхание и поворачивая голову так, чтобы не потерять из виду дорогу и не споткнуться.
— Те, кто спрятался. Их нашли. Предатели хотели ключи. К подземным хранилищам. Не получили. Теперь пытают оставшихся, как хотят.
Выражения лиц прочих писцов объяснили Госте остальное — мучения несчастных ещё не закончились. Поистине, отступники обладали ужаснейшим талантом делать пытки столь долгими и столь громкими.
Дрожь в камне, не прерываясь ни на секунду, усилилась и стала ещё неприятнее. К беглецам приближалось какое-то транспортное средство.
Керемон свернула с центральной аллеи Дороги Памятников и повела служителей по узким ходам между монументов, словно жавшихся друг к другу. Здесь не оказалось шестов с люменосферами, и поле зрения сузилось. Порой туман становился осязаемой частью ночи, тускло светящейся тьмой, которая оседала на коже и втекала в легкие Госты. Ему приходилось смотреть под ноги, чтобы не запнуться о мраморные плиты. Хотя они напоминали надгробия, вместо имен мертвецов на камне были высечены наставления и памятные надписи об исторических событиях. Впрочем, в эту ночь подобные тексты не вдохновляли Госту — он знал содержание большинства из них, но все равно не мог ничего разобрать во мраке. Ещё одна часть воспоминаний, стертых зимним туманом и превращенных в безликие препятствия, в ловушки, расставленные на писца. Они ждали, что Госта оступится, упадет и сгинет среди безразличных и слепых монументов, укутанных саваном мглы.
Быстрый бег здесь оказался слишком опасным, и уходившие от погони служители замедлились. Боевая машина предателей не могла последовать за ними в узкие проходы, но пеших космодесантников не останавливали теснота и мрак. На мгновение вибрация в камне ещё усилилась, но тут же резко оборвалась — судя по всему, транспорт предателей остановился в центральной аллее, параллельно позиции беглецов. Госта мог с трудом разглядеть очертания огромного, приземистого корпуса слева от себя, ещё одной тени среди теней. Оттуда ударил луч света, шарящий между статуями и обелисками в поисках жертвы. Керемон продолжала оглядываться, и это пугало писца ещё сильнее — другие охотники подбирались всё ближе.
Всматриваясь в туман перед собой, Госта отчаянно искал признаки того, что библиариум уже поблизости. Это ведь рукотворная гора, почему же его не видно? Где свет из окон? Писец понимал, что цепляется за призрак надежды, но эта иллюзия придавала ему силы.
Нечто очень большое выросло впереди. Госта ускорился, прыгая через мраморные плиты, но его сердце тут же упало — он разглядел гигантский кенотаф[1], отмечающий середину Дороги Памятников. Словно колоссальный дольмен, он стоял, поддерживаемый могучими опорами с обеих сторон центральной аллеи. Десятки тысяч имен, нанесенных на поверхность кенотафа, скрыла ночь, и он умолк, превратившись в очередной безликий образ, в препятствие, способное погубить хранителей памяти Мнемозины. Поколебавшись секунду, Керемон свернула вправо, решив обойти преграду по длинному пути. Госта понимал, что они потеряют время и предатели окажутся ещё ближе, но слева, в аллее, беглецов ждала верная смерть.
