самый хлев, где ворота были сломаны напрочь.
***
Зрение твари засекло место, откуда появился камень, и, вместо того, чтобы броситься на шум, созданный ударом брошенного камня по остаткам деревянной створки ворот, массивное тело элитника, словно гоночный спорткар размером с тепловоз, рванулось в направлении скрытого противника. Через мгновенье, когда раздался удар второй удар отскочившего от деревяшек камня, тело твари снесло большую часть группы, нанизав пару человек на шипы, в том числе и бойца, чей скрыт прикрывал всех.
Два хлопка в панике отправили заряды гранатомётов в разные стороны, причём их направление было далеко от того, в котором, вырывая клочья дёрна, разворачивалось массивное тело матёрой твари. Никто из группы даже не подозревал, что обитатель местной фермы тоже использует скрыт, вот только, в отличие от них, на инстинктивном уровне.
Бой завершился молниеносно, уже через десяток секунд матерая тварь с чавканьем поедала своих жертв, изредка отплёвывая в сторону остатки экипировки и оружия. Один из группы все еще оставался жив, лишившись одной конечности, и пытался ползти, но элитник видел это, не предпринимая ничего для противодействия побегу. Тварь прекрасно осознавала, что далеко тому не уйти, и нет никакой спешки, а еще раз ощутить азарт от охоты хотелось, даже если добыча будет никчёмной.
Вскоре пришёл черёд и последнего, он, к сожалению, оказался не такой вкусный, как та другая опасная еда, он отдавал низшими. Их иногда приходилось есть, ведь низшие лучше, чем голод, и их всегда в достатке. Но тут, где их нет, приходилось впадать в спячку, и их мерзкий привкус давно забылся. Но этот был все же лучше на вкус и, покончив с ним, тварь вновь направилась в своё убежище, ощущая, как отступил начавший терзать после пробуждения голод.
***
Сознание просыпалось рывками, сначала чесалось все тело, потом чувство нестерпимого зуда от какой-то налипшей слизи, а еще несколько раз было ощущение того, что легкие наполнялись водой. При этом тело было неподъёмным, скованным, а сознание инициировалось странными вспышками и ничего не говорившими картинками. Первое ощущение, которое появилось и не пропало, было холодом. Появившееся следом зрение показывало лишь тьму и странные причудливые огоньки где-то сверху, а мозг сразу же выдал определение: «Звезды, странные, но все же звезды».
Вскоре удалось ощутить тело. Поворочавшись, удалось выбраться из чего-то отвратительно склизкого, мокрого и воняющего так, что желудок был готов вывернуться наизнанку, но почему-то этого не делал. Чувство голода объясняло, почему, а в голове встало два вопроса — кто я и где я, на которые ответа не было. «Но об этом можно будет задуматься позже, когда то, в чём вязнут ноги, я покину, да и помыться нужно», — опять выдал странное, кажущееся чем-то инородным, понятие мозг, незамедлительно разразившись серией воспоминаний. Промелькнувшие картинки были разными, вызывая массу новых определений, таких, как люди, дерево, асфальт, папа, мама и массу других, что ощущались чуждо. Другие воспоминания несли кровь, еду и постоянный голод, перемежаясь сценами поедания разных животных и людей, что так же чуждо воспринималось, как и первый влившийся поток, вызвав чувство растерянности.
Иссякшие потоки чуждых воспоминаний были настолько различными, что никак не могли принадлежать мне, но в качестве некого обучающего материала, как в школе, применить их было можно. Внутреннее чутьё требовало прекратить стоять в гадости и, покинув её, сосредоточиться на том, что нужно мне именно сейчас. Вода, да, хочется пить и хочется есть, а еще хочется согреться, но вокруг было совершенно темно и непонятно, куда нужно идти. Но не успела эта мысль оформиться, как все подсветилось разноцветными контурами, став ярким и хорошо различимым.
Это новое ощущение, как ни странно, воспринялось естественно, так как будто раньше это было частью меня, но продолжать рассуждения не хотелось, мелкий озноб затряс тело, а то же чутьё подсказало, что нужно спрятаться. Покинув чавкающую жижу с кусками протухшей плоти и массивными пластинами костяной брони, в которых приходилось стоять почти по пояс, решила осмотреть себя. Это нехитрое действие показало, что я человек, почти такой же, как в тех моментах воспоминаний из первого потока, где были картинки из школы, но…
Вытянув руки и осмотрев их, поняла, что на девочку я только похожа, ведь ни в одном из воспоминаний ни у кого не было такой странной кожи и настолько длинных и острых на вид когтей. Сжав несколько раз поочередно руки в кулак, осознала, что это моё тело и не моё в то же время, а в память переселились воспоминания прежних ощущений, но ни одно из них не соответствовало действительности. Коготь со скрежетом прошёлся по чешуйчатой коже, не оставив на ней ни малейшего следа, а вот на массивной кости, что выступала из зловонной кучи, с легкостью проделал борозду. Усилившийся из-за поднявшегося ветра озноб заставил отбросить попытки изучить себя, вынуждая решать обозначенные ранее проблемы.
«Здания, точнее, хлев», — пришла мысль, когда сознание услужливо помогло описать то, что видели глаза, хотя тут же возникло и второе понятие об укрытии, месте для засады, и о том, что здесь должна быть еда. Мысль о еде захватила всё внимание, и я решила добыть её, ведь мучавший голод требовал его утоления. Несколько шагов дались тяжело и неуверенно, шатало, а едва слушавшиеся ноги спотыкались о валявшиеся повсюду куски костяной брони с опасными острыми шипами, которые, впрочем, не причиняли никакого вреда. Отойдя на несколько шагов и обернувшись, я оглядела то место, где пришла в себя, и почему-то ощутила мерзкое ощущение, которое граничило с желанием съесть то, что так отвратительно воняло.
Вспыхнувшие желания противоречили друг другу, как будто боролись меж собой, и, развернувшись, я продолжила идти к строению, пока непослушные ноги не подвели, уронив тело на траву. Мозг снова взорвался воспоминаниями, но на сей раз оба потока смешивались, чередуя кровавые сцены охоты и игры с друзьями, вызывая невыносимую боль в душе.
Вновь чувство холода вынесло сознание из смешанного потока воспоминаний, и, поднявшись на все еще чужих ногах, я продолжила идти к деревянной постройке. Подойдя ближе, поняла, что это загон, где содержат лошадей, но их здесь не было, а вот большая куча сена имелась. Память подсказала, что там будет тепло, и непослушные ноги сами довели до копны, а через минуту, ввинтившись в нее, я почувствовала, как становится теплее, отчего глаза налились тяжестью, а уставший разум провалился в сон.
Не успела открыть глаза, как пришлось щуриться от яркого солнца, пробивавшегося сквозь ворота внутрь конюшни, желудок заурчал, требуя утолить голод, еще сильнее
