него настраиваются, становясь бесполезными для иных целей. А в неоплодотворённых яйцах все процессы замирают и невостребованные наниты впадают в спячку. Однако именно из-за своей нетронутости они и становятся столь нужными людям. На центральном рынке Новгорода именно пустышки берут по двести имперских кредитов, а простая икра, больше червонца не стоит. Если же принести более десятка на продажу, то тебя за браконьерство милиция или дружинники загребут.
Услышав сумму в две сотни за икринку, я удивлённо присвистнул. Ибо таких деньжищ у меня, десятилетнего пацана, никогда не водилось.
— Дед, да не грузи меня этими нанитами-шманитами. Скажи просто, зачем их покупают и почему торгаши столько деньжищ отваливают? — нетерпеливо воскликнул я.
Так как понял, куда намылились мои друзья, и решил быстрее улизнуть из контейнера, заменяющего нам дом.
Алиска с близнецами, собрались пойти стрелять из рогаток, летающих между пальмами, макак-крикунов. Поэтому ребята крутились рядом с нашим жилищем, зазывали меня с собой. Дед это заметил, но виду не подал.
— Видел в командном контейнере посёлка медицинскую капсулу? — спросил он, а я быстро кивнул, — Полтора года назад тебя подрал сумчатый леопард. Ты был совсем плох и мог остаться инвалидом при обычном лечении. А этот аппарат тебя на ноги за двое суток поставил. И помогли в этом переработанные нейтральные бионаниты. Как ты думаешь, откуда именно эти наниты в нашем нищем посёлке появились? Поняв это, ты сможешь ответить на свой вопрос — зачем их покупают. И почему торгаши столько за них деньжищ выкладывают. Уже потом я расскажу, зачем икра нужна имперцам.
Продолжая помечать икринки маркером, я вполглаза следил, как они меняют цвет. Львиная доля становилась оранжевыми, но девять уже перекрасились в розовый.
Справившись с шестью сотнями икринок за десяток минут и три затяжных нырка, я уже хотел подниматься на поверхность. Но тут увидел большую белёсую икринку, почему-то лежащую на самом дне. Дотянувшись до пустышки, черкаю по ней маркером.
По поверхности шарика моментально начало расплываться фиолетовое пятно, окутывая защитную оболочку. Засмотревшись на это чудо, я растерялся и всплыл в последний миг, едва не хлебнув светящейся жижи.
— Фиолетовая! — благоговейно прошептал я и уставился на зажатую в кулаке находку, — Да она же стоит больше десяти тысяч!
Насколько мне известно, фиолетовые пустышки стоили много кредитов. Они очень редки и за время работы промысловиком, мне не попадалась такая ни разу. А дед говорил, что найти подобную икринку на этом рукаве Волги, удавалось только моему отцу.
Не веря своему счастью, я отложил пустышку и принялся быстро класть мягкие шарики в рюкзак, где расположены специальные ячейки. И только собрав все обычные икринки, аккуратно поместил главную находку в середине рюкзака. Затем защёлкнул клапан и врубил охлаждение. Подмигнул цифре двенадцать, появившейся на панельке и, выбравшись из лунки, прикрыл её затвердевшими кусками студня.
А потом подошёл к Алисе, которая как раз закрывала свой рюкзак. На его панельке горела цифра шестнадцать. Окинув взглядом крохотное озерцо, я заметил две дюжины не помеченных маркером шариков, но промолчал. Мы оба понимали, что если продолжим сбор здесь, то только потеряем время, поэтому пора перебираться на новое место.
— Сколько у тебя? — спросила подруга.
— Двенадцать.
— Мало, — недовольно прошептала она.
— Ну, сколько фронтир дал, тому и рад, — пробурчав в ответ, я начал прикрывать крестообразный разрез, оставшийся на поверхности озера.
— Ярик, пожалуйста, найди мне большую кладку, с которой можно поднять хотя бы икринок тридцать, — вкрадчиво произнесла Алиса и как бы невзначай, дотронулась до меня бедром, — Пойми, я ещё одного сезона без обучения и развития импланта не выдержу. Душно мне здесь!
Захотелось тут же показать находку и рассказать, что нам уже хватит на всё. Но что-то заставило меня промолчать.
— Хорошо, — прошептал я и посмотрел на огромное сдвоенное озерцо, находящееся на расстоянии трёхсот метров.
В нём как раз должно плавать не меньше полутора тысяч икринок. Конечно, недалеко от него лежит очередной патриарх, обвивший своим хвостом берег, но с этой напастью можно справиться. Одно плохо — вместо ныряний и сборов дорогой икры, придётся внимательно следить за его реакцией, охраняя соседку.
В тот момент, когда я указал девушке на озеро, на другом берегу реки что-то рвануло. Всполох огня взметнулся к небу, и мы в унисон прошептали одно-единственное слово.
— Община!
Через несколько секунд до нас донёсся грохот и над джунглями появился ещё один столб пламени.
— Быстро за мной! — приказал я, практически в полный голос, понимая, что сейчас начнётся твориться вокруг и рванул к реке по самой короткой траектории.
Мы бежали как ужаленные, а в это время со всех сторон, начало доноситься грозное рычание и фырканье, пробуждающихся от спячки патриархов.
Перемахнув через изгибающийся хвост ящера, я поймал Алису и крепко прижал к себе. И проделал всё это, не сводя глаз с костяного гребня трёхтонного патриарха.
Улучив момент, когда гребень качнулся влево, мы прыгнули направо. А затем побежали прямо по спинным пластинам, появившимся из глины. Нашей целью являлся небольшой уступ на берегу.
Толстенные бронепластины невозможно пробить даже вольфрамовым болтом, но ящер всё равно почувствовал чужое прикосновение. Громко щёлкнув языком, он крутанулся на месте. Однако всё, что смог уловить его природный эхолот, это два всплеска, взбаламутивших речную гладь.
Нам удалось пересечь реку максимально быстро. Сейчас было не до режима тишины, поэтому нашумели мы знатно. Ещё и вздрагивали, от доносящихся со стороны посёлка звуков пулемётных очередей с хлопками взрывов.
Добравшись до короба «отпугивателя», где лежали комбинезоны, не сговариваясь, суём рюкзаки в пахучую степную полынь и начинаем одеваться. Перед тем как захлопнуть крышку, я не выдержал, открыл рюкзак и достал фиолетовую икринку. Алиса заметила крайне редкую вещь и округлила глаза. А я полоснул по добыче ножом и протянул её подруге.
— Давай пополам. Дед уверял, если выпить сырой «фиолет», то сила и реакция поднимутся на пару часов, а раны начнут затягиваться, — объясняю девушке.
Алиса замотала головой и отпрянула, давая понять, что не согласна на подобные эксперименты.
Времени на споры не было. Я опрокинул икринку в рот и почувствовал, как по пищеводу потекла фосфоресцирующая слизь. Горечь забила вкусовые рецепторы, и меня немного замутило. Далее гортань и пищевод будто заморозило. Но длилось всё это недолго. Уже через пару секунд организм пришёл в себя.
Алиса наблюдала за происходящим с укором,
