— Привет, Мигель. — Лицо девушки осветилось радушной улыбкой, глаза заблестели, на смуглой коже выступил румянец. — Ты уходишь на задание?
— Здравствуй, Анита. Ты сегодня еще более хороша, чем обычно.
— Не скажешь? — Лицо Аниты стало задумчивым. — Это работа, я понимаю. Я буду молиться за тебя и за всех, кто пойдет с тобой.
Девушка отвернулась к окну, выходящему в лес. Лагерь наш располагался в самой чаще, поэтому солнечный свет лишь изредка пробивался сквозь переплетение лиан, снастями опутавших все отдельно растущие высоченные деревья. Но от душной, влажной жары тень не спасала: вентилятор в комнате маленькими пластмассовыми лопастями разгонял плотный, почти осязаемый воздух. Анита снова повернулась ко мне, справившись с эмоциями. Ох, как нелегко стоять перед красивой девушкой, на которой только легкое белое льняное платье до колен, почти не скрывающее явных достоинств фигуры! Сглотнув, я мужественно отвел глаза от узких, изящных щиколоток Аниты и продолжил светский разговор:
— Зачем ты хотела видеть меня?
— Лазарету нужны медикаменты, у меня остался только двухдневный запас, а Рауль кивает на тебя. Группа Серхио Рамиреса напоролась на засаду гринго. Они блокируют выход к побережью, все старые тропы теперь небезопасны.
— Ничего обещать не могу, но сделаю все, чтобы медикаменты появились у тебя раньше, чем твои запасы подойдут к концу.
Она усмехнулась и, сменив позу, села ко мне вполоборота, спустив босые ноги на пол. Под платьем грудь девушки маняще ворохнулась, под тканью явственно проступила линия бедра. Она знала, что я это вижу, но намеренно смотрела в окно, не встречаясь со мной взглядом.
— Знаешь, Мигель, твой испанский стал лучше за последние два месяца. Мне уже не надо напрягаться, чтобы понимать тебя. Научи меня своему языку, тогда я смогу писать тебе письма. Может быть, даже позвоню как-нибудь…
Девушка лукаво, но с долей затаенной грусти посмотрела на меня из-под опущенных ресниц.
— Мы уже обсуждали это, Анита. Не дразни меня. Я обычный мужик, и ты, наверное, когда-нибудь меня переиграешь. Напоишь там, или что… Но, как это ни банально будет звучать, жену я люблю, хоть она далеко, а ты рядом. Если это все, за чем ты хотела меня видеть, то я пойду — дел много.
Отведя взгляд от пола, куда все время старался смотреть, я повернулся и сделал пару шагов к двери.
— Стой, Мигель!
Анита порывисто подбежала ко мне, обняла и крепко поцеловала в губы. Она пахла смесью терпких трав и пота здоровой женщины. Поцелуй был горьковато-сладким, дурманящим, но вместе с тем будоражил и бодрил одновременно. Голова закружилась, как после стакана водки, и я невольно ответил на поцелуй. Потом она сама отстранилась, глядя мне прямо в глаза.
— Прости, Мигель, не могла отпустить тебя так. С самого утра меня мучают нехорошие предчувствия. Брухо[9] Родриго говорит, что с моря идет Ветер Судьбы, такое нечасто бывает: ветер этот дует раз в три года и всегда приносит болезни и смерть. Все очень скоро изменится: многие умрут, а ты окажешься в беде.
— Брось, со мной все будет нормально. Но если тебе так спокойней, я обещаю быть осторожным. И… не делай так больше, ладно?
Девушка отстранилась и отошла к окну, обхватив себя руками за плечи. Потом кивнула в такт каким-то своим мыслям и махнула рукой в сторону двери:
— Иди. Колдун был прав: ты все поймешь, но будет слишком поздно. Видно, судьбу не обманешь. — Она обернулась, в глазах ее стояли слезы. — Но я все равно буду молиться, ты дорог мне, Мигелино. А теперь иди, Рауль уже ищет тебя по всему лагерю. Прошу тебя, иди. Мне тяжело. — Девушка решительно смахнула слезинки с уголков глаз и выпрямилась, голос ее стал тверже, хотя нотки отчаяния все еще звенели в нем. — Отец не верил в Бога, но я все равно буду просить Всевышнего уберечь тебя от того, что грядет… Уходи.
Больше девушка не произнесла ни слова, и я вышел из медпункта и направился к «штабу», где квартировал Рауль. Намеки на некие мистические силы меня совершенно не занимали. В такой профессии, как моя, всегда есть вероятность прохлопать некое западло. Тем более что холодок опасности постоянно существует где-то на фоне остальных эмоций. Скорее я забеспокоюсь, если перестану его ощущать. Если такое случится, это будет означать, что либо я потерял чутье, либо я уже умер, но еще не понял этого. Так бывает, если схватишь сквозное ранение — боль еще не пришла, адреналин глушит сообщения вопящих от боли нервных окончаний, а мозг продолжает думать, что ты еще цел и невредим. Но в какой-то момент приходит осознание, что ты не можешь сделать следующий шаг. А потом все встает на свои места: боль затапливает сознание, тело живет своей отдельной жизнью, и только мозг отказывается повиноваться инстинкту, который транслирует внутрь вопль окровавленного куска мяса, имея целью изничтожить личность, превратить разумного, тренированного человека в безмозглую тварь. Воспоминания вызвали укол в районе левой верхней трети бедра. Первая и пока единственная серьезная отметина, подарок от беглого заключенного, с которым не так давно свела меня судьба, снова дала о себе знать. Стряхнув нахлынувшие воспоминания, я вытер испарину со лба и ускорил шаг.
Хижина вождя местных партизан состояла из трех больших комнат с дощатым полом, устланным плетеными циновками из волокна какого-то особого сорта лиан, отпугивавшего змей и прочих ядовитых гадов. Они источали горьковато-приторный аромат, чем-то напоминающий сандаловую эссенцию. Сам команданте жил в подвале, откуда были прорыты два подземных хода за пределы лагеря. Рауль, несмотря на свои совершенно паршивые качества боевого командира, всегда был очень осторожен и часто, благодаря почти звериному чутью на опасность, угрожающую лично ему, выводил отряд из хитрых ловушек федералов. Генерал Вера, весьма чувствительный на подлянки своих конкурентов из правительства, щедро спонсируемого американцами, ценил подобную чуйку и у своих подчиненных. Рауля он поднял из самых низов. Ходили слухи, что вождь приходится генералу дальним родственником, хотя никакого портретного сходства я между ними не замечал. Франсиско Вера — видный, плотного телосложения мужик, чем-то неуловимо напоминающий Панчо Вилью,[10] может, из-за пышных вислых усов и внимательного, с прищуром взгляда умных карих глаз. А наш Рауль — обычный, ничем не примечательный субъект, среднего роста, с зализанными назад сальными черными волосами, собранными в недлинную косичку, бегающими, водянисто-серыми глазами на круглом, испещренном оспинами лоснящемся лице. В общем, эти двое ни в чем схожи не были, может, только в упомянутой выше способности предчувствовать опасность.
