А в целом жизнь на острове не отличалась разнообразием. Чего не скажешь о предыдущей жизни. Приключений хватило бы на несколько романов. 2016 год. Приличный во всех отношениях молодой человек из благополучной семьи, отслужил армию, имел невесту, неплохую работу в структурах банковской безопасности… День города, 123-я годовщина Новосибирска, мегаполис стремительно развивался, становился центром притяжения за Уралом, обходил обе столицы по обеспеченности магазинами на душу населения, по количеству возводимых метров жилья на ту же душу. Стремительно росли микрорайоны, вводились в строй какие-то предприятия – о чем воодушевленно вещал с трибуны градоначальник… Фразу «Земля вступила в стадию повышенной сейсмической активности» природа восприняла буквально. Землетрясение разразилось в разгар празднования, ближе к вечеру, когда город заполонили толпы гуляющих. Новосибирск рассыпался как картонный. Дороги перекрыли завалы. Рухнули мосты через Обь. Половину мегаполиса объяло пламя. Спасательные службы не работали. Вытаскивать людей из-под завалов было некому. Метались выжившие, стонали раненые. Я скулил, как щенок, ползая по развалинам утонувшего в воронке дома, где жили родители. Бежал, ополоумевший, через площадь Станиславского, по улице с тем же названием, а вокруг царил ад. Сила землетрясения была такая, что людей в домах буквально раздавило. Лавинами рухнувших стен давило горожан на улицах, спасения не было нигде. Я успел промчаться по Димитровскому мосту перед тем, как он окончательно рухнул. Ползал по развалинам пятиэтажки на привокзальной площади, выискивая свою невесту… В городе выжило не больше пяти процентов населения – остальных просто смело и раздавило. Умирали раненые – ввиду отсутствия медицинской помощи. Трупы разлагались, увозить их было некому, буйствовали инфекции. Прорвалась плотина, и на город из Обского водохранилища устремилась вода. Несколько дней Новосибирск напоминал разрушенную Венецию, а потом вода ушла в новообразованные подземные пещеры. Уже бесчинствовали мародеры, сбивался в банды криминальный элемент. Желающие выжить шли в вооруженные группы. В одно мгновение планета, какой мы ее знали, перестала существовать. Сместилась земная ось. Наводнения, пожары, прорывы плотин. Города с многомиллионным населением проваливались в пучины. Трещали и расползались материки, уходили под воду. Водные артерии меняли русла. Взорвались вулканы, в том числе и те, что имели приставку «супер». Атмосферу на многие годы заволокло пеплом, пропало солнце. Взрывались реакторы на атомных станциях, сеть локальных «чернобылей» накрыла планету. Сибирь, возможно, пострадала меньше – в силу своего континентального положения. Материк не раскололся, разрушительных наводнений здесь не было. И тем не менее огромный город прекратил существование. Связи с прочими регионами не было. О том, что творится на планете, оставалось лишь догадываться. Но это никого не волновало – людей заботило лишь собственное выживание. Уцелевшие спешно вооружались, забивались в норы. Свирепствовали банды. По городу расползалась радиация, мутировали вирусы – слишком много в этой местности оказалось предприятий с опасным производством. Но самое страшное началось, когда радиация вступила во взаимодействие с вирусами и болезнетворными микробами…
Я бежал в компании себе подобных с правого берега Оби на левый. Но и там не нашел свой «элизиум». Вырваться из города было невозможно – все пространство, окружающее Новосибирск, превратилось в череду непроходимых кряжей и разломов. Между городом и Кузбассом разлилось пресноводное море – просела часть Западно-Сибирской равнины, и образовавшийся котлован заполнился водой. Я нашел пристанище в городе Оби – спутнике Новосибирска, где правили бал военные, и прожил в сносных условиях без малого двенадцать лет. Я добывал антибиотики, еду, обменивал их на другие ценные товары. Иногда пробирался в город, переправлял (за небольшую плату) желающих в колонию. Обретенные в спецназе навыки не дали пропасть. А на мертвый город опускалась тьма мракобесия. Холодало с каждым годом. Запасов еды становилось меньше – как и колоний с приличными обитателями. Лютовали банды, всевозможные секты, орудовали шайки каннибалов. Рыскали стаи мутировавших собак – злых и вечно голодных. Проблема поиска еды и борьбы с холодом становилась во главу угла. Для ВСЕХ. В каком году появились так называемые «зараженные», сказать уже трудно. Возможно, года три, четыре назад. Новая болезнь отчасти напоминала бешенство. Люди подхватывали инфекцию, и она за несколько дней превращала их во всепожирающих монстров. Они напоминали зомби, хотя формально оставались живыми. Кровь по организмам циркулировала. Болезнь развивалась стремительно, в несколько этапов. На первых порах больной не представлял опасности для окружающих (если забыть, что он являлся разносчиком инфекции). Его преследовал жар, ныли суставы, человек становился вялыми, бредил. Потом наступала ремиссия – голова обретала ясность, он мог ходить. И буквально через день – сокрушительный удар. Все менялось. Мозги атрофировались полностью, искажались черты, воспалялись глаза. Больного одолевал мучительный голод. В нем просыпалась невиданная сила. Он мог бегать, как спринтер, лазил, как муравей, по развалинам, а если видел еду, то превращался в одержимое животное. Он умерщвлял живое существо за несколько мгновений, давился горячей плотью, и от этого зверел еще больше. За несколько недель эти твари обрастали струпьями, гноящимися ранами, теряли человеческий облик. Они сбивались в стаи, шныряли по развалинам в поисках пропитания. Их побаивались вооруженные головорезы, каннибалы, сторонилось мутировавшее зверье. Нормальные люди при их приближении зарывались в норы, но это редко спасало – у зараженных на горячую кровь имелся особый нюх. При укусе такого существа человек не превращался в аналогичного зомби (болезнь передавалась по воздуху, и спасали от нее только несколько препаратов, включая тетрациклин), но это мало утешало. Если укусили, то непременно доедят…
Полчища зараженных девять месяцев назад атаковали город Обь. Там было чем поживиться. В защищенной колонии проживало несколько тысяч человек. В головах голодных бестий оставались крохи разума. Голод призвал их к дисциплине, к слаженным действиям. Целая орда прорвала оцепление, бросилась на город. Их удалось остановить ценой тяжелых потерь. Уцелевшие обложили колонию, проникали в подземные коммуникации, буравили землю, как черви… Мне в любом случае пришлось бы бежать. Пришел мой час. Полковник Гнатюк в свете выросших на голове кустистых рогов не позволил бы долго жить. Появилась информация, что в жилом массиве Снегири на севере города люди живут нормальной жизнью, развивается колония. К подобным слухам я всегда относился настороженно, но выбора не было. Одному не выжить. Я бежал с ближайшей же «оказией» – примкнув к колонне бронетехники. И началась безумная свистопляска. Гибель колонны, каннибалы, золотистый ретривер Молчун (скорее, грязный ретривер), истосковавшийся по хозяйской руке. Мы улепетывали от людоедов, от обезумевших зараженных, от страшноватых собак. Ольга Черушина – дочка классной руководительницы – судьба швырнула мне ее в качестве подарка (за что судьбе я премного обязан), беспризорник Кузьма, едва не пустивший нас по миру… Вчетвером мы пробивались через центр, где каждый метр пути был ловушкой, и до сих пор непонятно, как нам удалось выжить. Прорвались через ВЕСЬ город в северные районы, отмотав не меньше тридцати километров! В Снегирях поджидал очередной конфуз. Да, там имелась колония, люди жили в безопасности. Если не обращать внимания на одну небольшую специфику… Кабы не Ольга, то эти чертовы амазонки, опустившие мужчин ниже плинтуса, стерли бы нас в порошок! И не важно, что одна из них была когда-то моей невестой! Мы удирали, как зайцы, из проклятого 5-го микрорайона, а за нами неслась толпа озверевших амазонок и мужиков в их услужении. Все пути были отрезаны, свободной оставалась лишь дорога к свежеобразованному морю, на берегу которого и раскинулась колония. Мы захватили плавучую каракатицу (явно самоделку, хотя и качественную), кинулись в пучины, шли зигзагами по морским просторам, сбрасывая с хвоста взбешенных баб…
