– Великая Пустота, ты посмотри, какой прыткий! – удивленно воскликнул Отстой, подойдя к сгрудившимся около меня работорговцам.
Охотники на людей пытались ударить меня дубинками, но делали это крайне осторожно, памятуя о сломанном носе своего приятеля.
Я же чувствовал себя все хуже и хуже. Огромная доза депрессирующих полей, полученных моим организмом, вкупе с многочисленными энергостатическими ударами, совсем подорвали мои силы. Я едва держался на ногах. Мне стоило больших усилий удержаться от падения. Перед глазами все плыло, звуки доносились словно сквозь толстый слой ваты.
– Ну-ка, Стероид, уделай этого прыткого молодца, – скомандовал Отстой, – ты у нас мастер успокаивать чересчур резвых рабов.
Было похоже, что сложившаяся ситуация необычайно веселит главаря работорговцев. Несмотря на то, что я довольно серьезно покалечил кривоногого, который до сих пор безжизненным кулем валялся на холодном полу терминала, несмотря на то, что я сломал нос одному из его людей. Отстой не разозлился. На его всегда свирепом лице даже на мгновение промелькнула улыбка. Улыбка, при виде которой кровь стыла в жилах. В жилах у рабов, которые хорошо знали, что такое Отстой.
Стероид не торопясь подошел ко мне и вдруг стремительно, резко, едва уловимым движением ударил. Ударил правой рукой. Сильно и мощно. Я, словно резиновый мяч, отлетел к стене. Ударившись спиной и головой о стену терминала, я тем не менее умудрился не потерять сознание. Во рту мгновенно появился неприятный привкус крови. Перед глазами все поплыло, и я, стараясь развеять черный туман, опускающийся на мой мозг, замотал головой.
Работорговцы дружно засмеялись. Удар Стероида им понравился. Бугай же, ободренный хорошим началом, продолжил мое избиение. Второй не менее сильный удар в голову почти выбил меня из колеи. Не опирайся я спиной о стену, наверняка бы упал. Лишь чудом удержавшись на ногах, я с трудом уклонился от третьего, завершающего удара здоровяка. Видя мое беспомощное состояние, Стероид решил, что уже покончил со мной и остается лишь добить меня. Поэтому третий раз ударил не так резко, больше полагаясь на силу, чем на внезапность.
Никогда не стоит недооценивать противника, в каком бы беспомощном состоянии он ни находился. По всей вероятности, Стероид об этом не знал. Иначе действовал бы более осторожно. Чуть заметным движением я отклонил голову, и кулак Стероида со всей его бугайской мощи впечатался в пластобетон. Вопль боли пронесся по терминалу. Бугай еще не успел отдернуть искалеченную руку, как я уже закрепил свою небольшую победу. Из неудобного положения, правой рукой, поскольку левая почти не слушалась, я коротко, но довольно сильно ударил Стероида в корпус. Удар пришелся как раз в область солнечного сплетения здоровяка, и он, посиневший, разом ставший на голову меньше, сломался пополам. Он развернулся, то ли намереваясь покинуть поле боя, то ли ему просто невмоготу было смотреть на меня. Я же, увидев обширную спину Стероида, который был минимум на две головы выше меня и даже сейчас выглядел очень внушительно, резко ударил рукой два раза. Первый раз – в область поясницы, второй раз – чуть повыше, целясь в позвоночник. Здоровяк, так и не успевший уйти от схватки, внезапно рухнул на колени. Рухнул в два этапа. Сначала неожиданно присев, так, словно из его обширного тела выдернули незримый стержень. Потом со стуком приземлился на колени, являя нелепое зрелище. Стероид словно молился перед смертью. Я же, недолго думая, добил здоровяка. Мгновенно. Одним ударом в шею. Сверху вниз. Послышался неприятный хруст, и Стероид замертво упал на пол. Лицом вперед и не подставив рук.
Несколько секунд стояла гробовая тишина, потом работорговцы всем скопом кинулись на меня. Более не заботясь о своей безопасности, они принялись беспорядочно избивать меня. Я же, утомленный схваткой со Стероидом, не мог дать им достойный отпор. Несколько прямых попаданий энергостатической дубинкой в голову совсем выбили меня из колеи, и я уже с трудом понимал, что делаю. Кажется, я все же умудрился выбить зубы одному из охотников на людей и сломал руку другому, но это было единственное, что я смог. Работорговцы многочисленными ударами сбили меня на пол и принялись злобно пинать. Я, уже почти ничего не чувствуя от боли и бесчисленных ударов энергостатики, лишь прикрывал правой рукой голову. Не знаю, долго ли меня били, мне показалось, что целую вечность, но наконец работорговцы успокоились. Отступили от меня. Я, с трудом опираясь на единственную действующую руку, приподнялся на четвереньки и сквозь кровавую пелену увидел стоящего прямо передо мной Отстоя. Казалось бы, и без того свирепое выражение его лица сейчас стало поистине демоническим.
– Знаешь ли ты, свинья, что убил одного из моих лучших друзей, – глядя на меня сверху вниз и надменно цедя слова, проговорил он. – С этого злополучного момента, урод, твоя жизнь превратится в ад. Ты очень пожалеешь, что вообще родился на свет, и тысячекратно пожалеешь, что так поступил с моим другом.
– Ты хотел сказать, с любовником? – выплюнув сгусток крови, прокомментировал я.
И без того ужасное лицо Отстоя перекосилось злобой, и он изо всей силы пнул меня в голову. Хорошо пнул. Я отлетел на несколько метров в сторону и, попытавшись подняться, вновь получил сильнейший удар в голову. Чувствуя, что проваливаюсь в небытие, успел лишь подумать: “Как там Майя?” и, вспомнив ее милое лицо, забылся в обступившей меня темноте.
Неприятный запах резанул, словно крепкая настойка эфирного спирта. Я пришел в себя. Полежал несколько секунд, не открывая глаз, прислушиваясь к звукам извне и ощущениям своего тела. Звуки не радовали, ощущения тоже. Все говорило о том, что я опять вляпался в какое-то дерьмо. В прямом и переносном смысле. Кстати, запах этого вещества как раз и раздражал мои органы обоняния. С трудом превозмогая боль, я открыл глаза. Поначалу никак не мог сориентироваться, где нахожусь. Перед глазами все плыло, сами глаза затекли, остались лишь узкие щелочки. Во рту пылал пожар, и я попытался облизнуть распухшие губы. Лучше бы я этого не делал. Кровь струёй брызнула из разбитых губ. Как ни странно, но это помогло мне окончательно прийти в себя. Я резко, одним движением сел.
Когда спустя минуту я отошел от пронзившей все мое тело боли, то смог наконец хорошенько осмотреться.
Это был барак. Темный, затхлый барак. С потолка свисала столетней давности паутина, от пола несло промозглой сыростью. Длинные ряды трехъярусных кроватей уходили вдаль, им не было видно конца и края.
Мимо с омерзительным писком пробежали две крысы, и я поторопился встать с пола. Дорогостоящей с автоподогревом куртки на мне уже не было, а мой классический костюм был разорван в клочья. Впрочем, мне было не до костюма. Одна мысль терзала меня. Мысль о моей милой, единственной девочке. О моей Майе. Я не знал, что с ней, и даже не мог предположить, где она.
