Ознакомительная версия.
– Что-то сегодня сильно… – неуверенно сказал Егор.
Со стены обвалилась полка, игрушки рассыпались по полу. Егор поднял плетеную рыбку, спрятал в карман.
– Папка говорил, что оружие такое было раньше. Можно было землетрясение на большие расстояния перекидывать.
– Кому нужно здесь-то трясти?
– Добить хотят.
– Что?
– Добить. Или зачистить. Отсюда же все ползет.
Я что-то не замечал. Раньше всегда думал, что тут, на Западе, должно поганью все просто кишеть, однако тут оказалось достаточно спокойно. Да, сумраки, справиться с которыми невозможно почти, но сумраки – это сумраки, а где все остальные? Где волкеры, от которых за МКАДом нет продыха? Где жнецы, неотвратимые, как закат? Кенга, любительница мусора, помойная богиня, выедающая кишки. Все эти выпи, и нои, и мутанты, и бодучие табуретки, и еще устрашающее количество созданий, задача существования которых заключается в истреблении нас, людей? Даже мрецы беспокойные, живые ненасытные трупы, и тех здесь не очень много, но это, наверное, из-за кладбищ. Они здесь есть, но очень старые, похороненные на них давно уже стали черноземом и вряд ли проявят излишнюю резвость. Почему их здесь нет, а там, на Востоке их много? И откуда они вообще?
Неясно.
Тряс прекратился.
– В слоне не так трясло бы, – задумчиво сказал Егор. – Надо давно было туда переселиться, торчим тут, как… Как дятлы.
– Здесь воздух лучше.
Это правда, воздух лучше. И спокойнее – на такую высь погань редко забирается. Нет, в высотке хорошо, только холодно в последнее время. Потому что осень. И трясет. Потому что… А, ладно.
– Воздух. – Егор потер пальцами. – Развалится все к черту, в земле дыры образуются, папка давно рассказывал, – сказал шепотом Егор.
– Куда дыры? – спросил я.
– А кто его знает… Ты снеговиков видел?
Дыры. Прорехи. Давно о них думал. Вопрос в том, куда прорехи? Прорехи многое бы объясняли. Через прореху может что угодно просочиться. Вот у нас на Варшавской… То есть у них на Варшавской было. Однажды я инспектировал хранилище, и случай случился. Мешок с макаронами Шнырь нечаянно зацепил прикладом, а мешок и треснул по боку, слишком туго набили припасами. Сначала брызнули желтые макаронные колечки, посыпались на пол, потом какая-то мучнель, а затем жуки. Черные, твердые, прямо горстями полезли, точно это их на зиму запасали. И живые эти жучилы, несушеные, как побегут, как дернут, и по всем щелям, и по всем закоулкам, так что пришлось потом полдня их выжигать да вытравлять.
Так и здесь может быть. В одном месте треснуло, а они и сыплются, сыплются, нет им покрышки…
А если еще не в одном месте лопнуло? А если мешок бездонный? Невеселые осенние мысли.
– Снеговиков видел?
– Ну, видел, – ответил я. – А что?
– Ничего, интересно просто. Они опасны?
– Кто?
– Снеговики?
Я посмотрел. Смеется, издевается или на самом деле не знает?
– Да не очень. Если только не жрать.
– Кого? – не понял Егор.
– Снеговика, кого же еще.
Он даже в койке повернулся.
– Снеговик – это человек из снега, – объяснил я. – Его лепят зимой, потом водой заливают. И он стоит себе, смотрит вдаль до весны.
– Человек из снега, – сказал Егор задумчиво. – Забавно…
– Старинный обычай. Лепят человека из снега, затем в глаза деньги вставляют с орлами. А потом вокруг хоровод водят. Но мы никогда не водили.
Егор вздохнул.
– А мне папка за печку подарок прятал, – сказал он. – Каждый Новый год. И рассказывал, что это Трубный Дед.
– Трупный Дед, я что-то слышал такое…
Я плохо умею шутить, тупо, Алиса хорошо умеет, но не шутит, она теперь с головой не в дружбе. Но я хочу научиться.
– Ты плохо шутишь, – сказал Егор.
– Алиса хорошо шутит. Если хочешь, я ее попрошу, она расскажет тебе пару забавных историй.
– Не, не надо. Трубный Дед, он спускается по трубе и дарит людям полезные вещи.
– Таких дедов не бывает.
– Бывают. Но они приходят только к тем, кто крепко спит.
Знаю я, кто приходит к тому, кто крепко спит. Смерть в зеленом колпаке. Тот, кто крепко спит, редко просыпается.
Койки опять затряслись. Запрыгали, заплясали почти, мне пришлось вцепиться в спинку, и только так я удержался. Егор не удержался, свалился, копчиком ушибся, поднялся. Здесь уже тряхануло хорошо, мощно. Егора подкинуло, он растянулся на полу. И тут же по стене побежала трещина, живая, ветвистая.
– Ой… – прошептал Егор.
Трещина хрястнула и разошлась в ширину. Из стены вывалился кусок, Егор отпрыгнул в сторону, чуть не завалило.
– Что-то сегодня…
Дзиньк!
Стекла вылетели и засыпали комнату острым крошевом. А я велел ему скотчем стекла обклеить, то ли забыл, то ли поленился.
– Что это?! – по щеке у Егора потекла кровь, осколком зацепило.
– Что-что, уходим, – сказал я.
Я выскочил из койки, вытащил из-под нее рюкзаки.
Один мой старый, походный, в котором есть все, чтобы отправиться на край. Другие запасные. Четыре. С запасами то есть. Еда, лекарства, порох – я наковырял тут четыре банки, ну, и другие полезные вещи, много.
Походный рюкзак закинул за плечи, запасные выкинул в окно, все пять штук. Они хорошо мягким набиты, не разобьются. Оделся. За минуту.
Егор одевался медленно, раза в два медленнее. У него было три рюкзака, я их выкинул тоже.
– Надо было парашюты брать… – вздохнул Егор. – Папка еще хотел парашюты, сейчас бы спрыгнули…
– Я боюсь высоты, – сказал я.
– Мы тоже боялись. А веревок не хватит…
Подхватил карабин, подхватил винтовку, подхватил оружие Егора, костыль под мышку. Егор растерянно оглядел комнату.
– Уходим, – сказал я.
Забрал с тумбочки серебряную коробочку с веригами, сунул в карман.
– Спасибо этому дому, пойдем к другому, – пробормотал Егор.
И мы стали уходить.
По запасной лестнице.
Егор первым. Я за ним. Толчки не повторялись.
– А у вас в Рыбинске земля тряслась? – спросил Егор.
– Редко. Она плавала.
– Как это?
– Не вверх-вниз, а туда-сюда. Как на льду. Плывуны. Идешь по лесу, а земля вдруг как поедет. И ты вместе с ним, а потом мясорубка. Самое страшное. Землетрясы – это ничего. Хотя это явление явно античеловеческое, направленное против последних нас.
– Как это?
– Человек взметнул этажи над лесами, продолжил себя в высоту. Сатана разрушает все, что построено, с тем чтобы ввергнуть нас в первобытную равнинность. Все понятно?
– Ясно. А папка говорил, что Земля падает на Солнце, – Егор держался за перила. – И от этого трясется. Мы сейчас падаем на Солнце.
– Если бы мы падали на Солнце, то было бы жарко, – возразил я. – А сейчас не жарко, сейчас наоборот. Мы если и падаем, то в космос.
– Может, мы летом на Солнце падаем, а зимой…
Ознакомительная версия.
