Вот почему Генри ни с кем не делился информацией о своем возможном происхождении.
Но иногда ему казалось, что в его венах действительно течет индейская кровь. И именно его тайное происхождение заставило его взяться за эту работу, привело его в эти места, сделало его тем, кем он был, и заставляло думать о «яростном» солнце, «злых» скалах и «игривых» планетах. Черт его знает, может быть, эти врожденные качества проявились и в его сегодняшнем сне и вызывали это странное чувство благоговейного трепета, которое он испытывал, когда думал об азиатских близнецах.
Жилище уже наполнилось ароматом свежесваренного кофе. Генри вернулся к кофеварке и налил себе чашку, которую выпил под легким бризом, исходившим от вентилятора, дувшего в его направлении. Ветерок был прохладный, но это ненадолго, даже если он не будет отдергивать шторы на окнах, – к полудню вентилятор будет гонять горячий воздух.
Может, стоит съездить сегодня в Моуб и развлечься, зайдя в «Макдоналдс», или «Арбиз», или в какое-нибудь еще заведение быстрого питания с хорошими кондиционерами? А может быть, стоит забраться в джип и заняться исследованием отдаленных территорий – уж коли жары избежать так и не удастся, то лучше совместить ее с чем-то интересным…
Нет, один он такими исследованиями заниматься не будет.
А вдруг ему встретятся близнецы?
Это было совершенно глупо. Одна из глупейших идей, когда-либо приходивших ему в голову, а уж всякой дури ему в голову приходило достаточно.
И тем не менее…
Если глубоко задуматься, то не такая уж это глупость, правда? Ему хотелось притвориться, что эта мысль абсурдна сама по себе, и вести себя так, как будто даже обдумывание ее было глупым, но все дело было в том, что он был достаточно разумным и реалистически мыслящим человеком.
Они были где-то там.
В пустыне.
И они ждали его.
Генри знал, что это было правдой, хотя и не мог понять, откуда к нему пришла эта уверенность, поэтому даже при постоянно растущей температуре наступающего утра почувствовал озноб, и его кожа внезапно покрылась гусиной кожей. У него опять возникла эрекция, натягивающая его трусы, и это тоже пугало его.
В соседней лачуге жил Рэй Дэниелс, но он сегодня был на дежурстве, так же как и Джил Киттрик, которая вместе со своим мужем занимала более новый коттедж дальше по дороге.
Обычно Генри любил одиночество и наслаждался той изоляцией, которую предлагал ему Кэньонлендз, но сегодня он чувствовал себя не в своей тарелке, поэтому решил быстренько позавтракать и убраться в город. Ему показалось, что так будет безопаснее.
В Моубе было множество народа. Его в нем всегда хватало в летние месяцы – все эти туристы, желающие посетить национальный парк, и любители ездить на велосипедах по бездорожью, – но обычно после Дня труда[13] толпы редели. Сегодня же все шоссе превратилось в одну сплошную пробку, и казалось, что все парковки были заполнены под завязку. Генри это только радовало. В большом количестве людей ощущалась безопасность, и хотя он никогда не ожидал от себя, что ему в голову придет такое избитое клише, сегодня оно казалось ему правильным.
Он заправился, остановился около продуктового магазина, чтобы купить хлеб и хлопья, кукурузные лепешки и фасоль, а потом побродил по магазинам, торгующим оборудованием для туристов, и поглазел на самые последние поступления. Там он встретил несколько знакомых и поболтал с каждым из них; потом разговорился с одним из семейств, которые присутствовали на его вчерашней лекции о сохранении национальных парков, и, как и планировал, съел свой ланч в кондиционированной атмосфере одного из ресторанов быстрого питания.
И все-таки Генри никак не мог найти себе места. На китайские рестораны он смотрел с подозрением, а на японские семьи – с недоверием. Генри никогда не был расистом, но этот ночной сон-кошмар здорово выбил его из колеи. Какое-то время он бесцельно кружил по городу, а потом осел в баре «Бой Хоуди», одном из тех мест, которые посещал с давних времен, и решил провести самые жаркие дни за парочкой кружек холодного пива. Он как раз расплачивался, собираясь уходить, когда услышал часть разговора двух мужчин, сидевших на другом конце стойки.
– …Богом клянусь. Это был призрак желтопузого. Одного из тех, кого, как он думал, он пришил в джунглях во время войны…
Мурашки побежали по рукам Генри, когда он забирал свою сдачу. Он подошел к разговаривавшим.
– …и он стоял, согнувшись, у изножья его кровати!
– Прошу прощения, – вмешался в разговор Генри, – но я случайно услышал то, что вы говорили.
– И что? – спросил бородатый толстяк в шляпе, который сидел ближе к нему.
– Этот… призрак, о котором вы говорили, он что, был поблизости от Кэньонлендз? То есть мне интересно, это произошло в национальном парке? Это там его увидел ваш друг?
– Это было в Омахе, приятель, – фыркнула шляпа.
– Ах вот как. – Генри отступил, повернулся и направился к выходу, не обращая внимания на взрывы смеха, раздавшиеся у него за спиной. Солнце на улице было ярким – убийственно ярким, – и ему пришлось смаргивать слезы, пока глаза не привыкли к такому свету.
Яростное солнце.
Но яростным, как он понял, было не только солнце. Сейчас Генри понял, что близняшки тоже были полны ярости. Конечно, они прятали ее под своей наготой и неприкрытой сексуальностью, поэтому он только сейчас смог понять, что под их чувственным поведением скрывалась бурлящая ярость и сильнейший гнев.
И они были где-то в пустыне.
Искали его.
Генри поежился. Теперь эти две женщины не казались ему плодом его воображения – да, наверное, он никогда на них так не смотрел. И рассказ о желтопузом призраке в баре взволновал его до такой степени только потому, что он верил, что эти обнаженные близнецы были какими-то сверхъестественными существами, призрачными организмами, старавшимися установить с ним контакт, – поэтому на какое-то мгновение поверил, что они являлись не только к нему.
Что, черт побери, с ним происходит? Он что, сходит с ума?
Никогда в жизни Генри не испытывал ничего подобного. Он был одним из тех рейнджеров, которые всячески пытались развенчать теорию о «космическом» происхождении наскальных рисунков в пещере в Кэньонлендз, не позволяя посетителям придерживаться предвзятых интерпретаций. Именно поэтому Генри считал, что для того, чтобы поверить в «сверхъестественные существа» или в «призрачные организмы», ему потребуется множество объективных доказательств и серьезной документации. Однако сейчас он вел себя как младенец, который после одного-единственного сновидения боится ездить по парку в одиночку.
