поведали, что генетики проверили уже не только нас с Аной, но и гигантское количество микроорганизмов, заселивших наши многоквартирные тела. Объявили, что расхождение с земными аналогами составляет, по их оценкам, порядка восемнадцати тысяч лет. Но среди прочих были найдены и более молодые версии – около восьми тысяч. У меня все ожидаемо, никаких древних герцогов или инопланетян в роду – среднестатистический русский, а вот у Аны – сплошной восторг! Настоящая Ева! Во всяком случае, для большей части населения Европы. При этом, похоже, никого не интересовало, что на все эти исследования мы согласий не давали. Хотя, если честно, мне и самому было любопытно.
По Ане не определишь – выучка скелле. А вот я нервничал. Одна записка, пусть она и была созвучна собственным мыслям, круто изменила отношение к происходящему. Ладно Ана, та домой собралась, а я? Я же дома. Или нет? Где теперь дом? Прыгаю тут из одной тюрьмы в другую!
Говорить старались поменьше – нечего помогать науке на службе товарища майора. Я уже тут так наследил, что, надеюсь, местные головастики нароют-таки что-нибудь полезное. Храм и его миссия по какой-то причине отступили в область отдаленного будущего. Ну, не готов я еще! Не готов! Одно дело – явился бы на Землю, расшвыривая пространство и время движением мысли, и молвил – присоединяйтесь, братия, к высшему разуму! И так, чтобы тучи на небе и лучи солнца как теплые руки всевышних. И я такой, парящий в небе, с распростертыми объятиями – мол, не торопитесь, всех примем, проходите, не толкайтесь, берите учебные материалы.
Вместо этого, соблюдая меры строжайшей конспирации – все время делал вид, что интересуюсь чем угодно, только не Измайловым, аккуратно исследовал карту Москвы. Не дай бог, на точке старта какой-нибудь небоскреб вырос. Придется с боем брать чью-то квартиру или вламываться в ювелирный магазин. Вроде пронесло. Все то же, что и пятнадцать лет назад. Ясно дело, поменялось многое, но дома те же и дороги такие же. Найдем.
Мигнул вызов, ответил – Федор. Знакомая квартира дочери распахнула стену, Федька, чем-то довольный, лыбился:
– Здорово, дед!
– Привет.
– Чего кислый такой?
– Да так, осваиваемся.
Федор вздохнул:
– Дед, у меня кирпич твой отняли, – он виновато развел руками. – Приятель, которому я его отдал, только и успел сказать, что это интерметаллид какой-то. Какие металлы – из головы вылетело. Сказал, что хорошо известен, но в земных условиях его получить практически нереально, из-за загрязнений исходного сырья и атмосферы. Его только плавкой в вакууме из сверхчистых компонентов получали, да и то – пена выходила. – Он скорчил кислую физиономию. – Больше ничего не успели. – Он опять развел руками: – Забрали.
– Жалко, – протянул я. – Я попрошу, чтобы вернули. Типа дедушкино наследство.
Глаза Федора округлились, а выражение лица приобрело узнаваемо глуповатые черты. Оглянулся – так и есть, Ана, вынырнув из темноты, рассматривала внука.
– Здрасьте, – среагировал тот первым.
– Это кто? – Ана.
– Внук это. Зовут Федор. Сын моей дочери. Позже познакомитесь. – Помолчал. – Может быть.
– Чем-то похож на тебя, – невозмутимо вынесла вердикт скелле и, на мгновение сбросив привычную маску, улыбнулась Федору.
Я смотрел на него – чем похож? Разные же! Лицо внука менялось, пока в глаза не вернулся блеск разума. Я снова оглянулся – Ана исчезла.
– Офигеть! – протянул внук. – Крутая тетка! Прям мороз по коже!
– Ладно, внучек, – я усмехнулся. – Как вы там? Где Даша?
– Нормально. Говорят, выпустят чуть ли не завтра. Мама в своей комнате – у нее сдача проекта. Ругается с кем-то. Слышишь?
– Не, – покачал я головой.
– Да не важно, – отмахнулся Федор. – Я чего спросить-то хотел. – Он задумчиво уставился на меня.
– Спрашивай, – подтолкнул я.
– Ты ведь ничего не рассказал про то, как они – он мотнул головой туда, где исчезла Ана, – смотрят на мир. В чем разница с нами? Ты же со звезды на звезду прыгал – наша физика такого не позволяет.
Я оглянулся, жены видно не было. Большая часть отведенной нам квартиры погрузилась в плотный полумрак, лишь мерцали некоторые активные интерфейсы да пробивалась полоска света из комнаты, в которой скрылась супруга. Свет уличных ламп освещал скорее потолок, чем интерьер, угадывалось шевеление ветвей за окнами – ветер, что ли, поднялся? Комната Федора была ярко освещена, но тот свет не мог пробиться через стену. Последняя, превратившись в огромный экран, каким-то образом гасила его.
Приняв решение, я удобно уселся, вытянул ноги. Федор следил за мной с прищуром, потом кивнул, подтянул свое любимое кресло – пока был в гостях, я это подметил, – и скопировал мою позу, скрестив пальцы на животе. При этом нахмурился и одновременно выдвинул нижнюю челюсть вперед – видимо, таким образом изображал крайнюю степень серьезности. Какой он физик? Актер, блин!
– Все довольно просто, – начал я. – Никогда не думал, как мы познаем окружающее? – Не дожидаясь ответа, махнул рукой – риторический вопрос, продолжил: – Мы делим его на части. Греки даже слово такое придумали – анализ. Значит – «разложение».
– Дед, – прервал меня Федор, – мы философию на первом курсе проходили.
– Отлично! Научный коммунизм не проходили, случаем?
– Чего?! – внук вытаращил глаза.
– Да это я так, пошутил. Продолжим: анализ – метод познания. У него есть и оборотная сторона – синтез, но о нем позже. Я о том, что это единственный метод, который мы используем. Представляешь, жизни на Земле миллиарды лет, а ничего нового мы не изобрели. Он существует со времен первых многоклеточных. Вот как они мир воспринимали? Был у них простейший набор рецепторов на теле – химических, скорее всего. Те же клетки, только чувствительные к чему-либо. И вот один подает сигнал – «бяка», другой – «вкусно». И наш предок сокращает один мускул и расслабляет другой – чтобы, значит, ползти туда, где «вкусно», а не туда, где «бяка». Мир для него состоит из частей: одна часть хорошая, другая – нет. Анализ, однако – как говаривал чукча! И говорит это о
