— Не обязательно, — ответил Пилькевич, — скорее, расшифровка. Я владею таджикским, хотя и не так блестяще, как Вы русским.
По-русски посланец говорил чистейше, как будто родился и вырос на волжских просторах, а не в горах и пустынях Средней Азии.
— Владение языками — обязательное условие работы у Ирбиса. Русский, таджикский и узбекский в совершенстве — обязательный минимум.
Андрей покачал головой:
— Неплохо. Очень неплохо. Достойно уважения.
— Вернемся к делу. Матча хочет войти в состав Вашего государства. Дотируемым районом она не окажется. Скорее, наоборот. Единственное условие — уничтожение баши Ахмадова и присоединение вами его территории. При этом матчинцы готовы участвовать в боевых действиях. Но в одиночку с Ахмадовым им не справиться.
— Вы должны понимать, что это непростой вопрос. Ахмадов и у нас как кость в горле, это не секрет. Но не уверен, что нам стоит сейчас начинать войну. В любом случае, такие вопросы я единолично не решаю.
— Никто не требует немедленных действий. Сержант ВДВ СССР Шамсиджан Рахманов отдельно подчеркнул, что данное предложение долгосрочное, и останется в силе до тех пор, пока Матча не станет частью единого Таджикистана. Или пока Аллах не приберет к себе душу сержанта.
— Что ж, спасибо. Я доложу переданное Вами полковнику. Насколько я понимаю, это не всё.
— Совершенно точно. Бек Пенджикента Саттах Амонатов просил передать, что Пенджикент заключил договор о мире и дружбе с шахом Великого Хорезма Сарыбеком. Договор равноправный и не подразумевает включения Пенджикента в состав узбекского государства. Войска Сарыбека могут войти в Пенджикент исключительно по отдельной просьбе Саттах-бека, а она возможна только в случае успешной агрессии со стороны всё того же Ахмадова. Кроме того, бек по-прежнему считает полковника своим другом и подтверждает, что в случае конфликта Дивизии с Ахмадовым поддержит вас всеми своими силами.
— Чего-то многовато предложений дружбы для одного дня. А объединиться Саттах-джан не предложил?
— Почтеннейший сказал, что при наличии общей границы имеет смысл вернуться к обсуждению данного вопроса.
— Хитер дед, хитер и изворотлив… Еще кто?
— Бодхани Ахмадов, баши Зеравшана, передает полковнику наилучшие пожелания и предлагает мир и дружбу. Более того, он информирует, что его войска не перейдут через Анзобский перевал.
Андрей покачал головой.
— Охренеть… Скажите, а как это у Вас получается: только что передали мне предложения от врагов господина Ахмадова, а потом от него самого? Один и тот же человек.
— Мы передаем все оплаченные слова, кто бы их ни сказал. Таковы Правила. Не гонять же к вам троих…
— Тоже верно. Насколько я понимаю, второй и третий вопросы риторические, и ответа не требуют. По первому я пока тоже ничего не скажу.
— Естественно. Когда будете готовы, оставьте сообщение в любом их наших «почтовых ящиков».
— В Душанбе они есть?
— Конечно. Ваши разведчики в курсе. Это наши личности им не удалось установить. А всё остальное — выяснили. Ваш ответ оплачен Матчой, так что не стоит рисковать своим человеком, отправляя его через земли врага. Не смею больше задерживать.
— До свидания.
Дверь за посетителем закрылась.
Окрестности Астрахани
— Страшный ты человек, капитан.
Сундуков отхлебнул из фляжки и протянул Урусову. Тот помотал головой. Контузия вроде отпустила маленько, но от одного запаха спирта выворачивало мгновенно. Пришлось становиться трезвенником. Капитан надеялся, что временно. Майор тем временем продолжил:
— Тебе самых, можно сказать, невинных пацанов доверили. Поляк от каждого трупа блевал. Про шахматиста, я вообще молчу. Ты их должен был холить по холке и лелеять по лелейке. Беречь, так сказать, от жизненных неурядиц и прочих невзгод военного времени. А ты что с ними сотворил, хохол ты чокнутый?
— Что сотворил, что сотворил… Эти сами кого угодно на подоконнике построят и Родину любить научат. А под белых и пушистых это так, маскируются.
— Херово они маскируются. Видел бы, что у несчастного Хомяка творили…
— И чего творили? Филиал Аушвица открыли?
— Да так… — замялся майор
— Нет уж, начал — рассказывай. Шибко интересно, на что способны мои бойцы, когда нужда яйца прищемит.
— Ладно. Подъехали мы, я присматриваюсь, план прикидываю, как эту цитадель брать. Цитадель, прямо скажем, хреновенькая, не для обороны строилась, комфорта ради. Охотничий домик какого-нибудь Луя французского, не более. Внешка, как ДШК увидела, так сразу в нетя подалась. Даже ствол не прогрелся.
Пока я мыслил через ворота идти или с заднего хода, выскакивает Поляк и из РПГ по левой стойке шарашит.
— Придурок, вот что сказать хочу. У нас выстрелов и так мало к ним осталось.
— Да по хрен. Если для дела — пущай тратят. Граната еще не долетела, а Шах уже по правой засадил. Ворота даже не посекло. Они просто рухнули. И эти двое внутрь. Зачищать.
Идут, Поляк красный, как вареный рак, на глазах слезы, и орет, как в фильмах про войну, только не «за Сталина!», а «за бабушку, сцуки!». А шахматист молчит. Но белый, как мел, ни один мускул на лице не дрогнет. Мраморная статуя, мля. Идут и садят во всё, что шевелится. В общем, через пару минут уже ничего и не шевелилось. Даже собака хомяковского вместе с будкой в клочья разнесли… Только сам Хомяк под кроватью заховался. Прикрылся телом то ли жены, то ли курвы залетной. В общем, с кем спал, той и прикрылся.
Майор перевел дух и опять приложился к фляге.
— А дальше самое интересное. Поляк этого мудака вытащил, тесак в брюхо воткнул и спрашивает меня: «Товарищ майор, он нам что-то рассказать должен, или можно дальше резать?». «Сержант, — говорю, — не нужен он, кончай к чертям, да поехали». А он мне: «Разрешите, товарищ майор, я ему пару вопросов задам?».
И задал… Блин, Андрюха, я обосрался. Как тот урод орал! Не нужны были Поляку ответы. Он просто этого козла на куски порезал… И ведь так и не убил. Бросил. Без рук, без ног, глаза выколоты, член изо рта торчит. Но живой…
Роман отхлебнул еще. Выдохнул.
— Млять, Андрюха, откуда это в нем? Нормальный же парень был… А тут прямо как Чикатила какая…
— Этот урод его родителей убил. И бабушку. А сестру изнасиловать пытался. Двенадцатилетнюю. Не сам, но какая разница, по большому счету. Да и деда завалили… Не знаю, что бы я на его месте сделал, но есть подозрение…
— Мда… Звереют люди…
— В общем, Саныч, теперь мы знаем, что у нас на счету очередные трупы… И пара пацанов, пустивших в себя Войну… Уже хлеб…
