Владиславу казалось, что они беседовали весь день. На самом деле серенький осенний рассвет только-только занимался. Воронцов выдохнул — времени потрачено совсем немного.
Уже у самой машины он резко обернулся к Мертвяку:
— Мои мертвые, ты сказал? Ты кого видел?
— Неважно, — скучным голосом ответил Федюша. — Поехали, Воронец. Нас мальчик заждался.
* * *
Ворожея уже топтался возле ленты оцепления. Кроме милицейских, теперь было полно инквизиторов. Любаву, как с облегчением заметил Влад, увели. Денис сидел поодаль и пил что-то из термоса. Черт, забыл парня отпустить, а он пост не покидает, словно мальчик из рассказа Л. Пантелеева!
— Спасибо, Денис! — подошел к нему наставник. — Иди домой. До завтра.
Федюша подошел к решетке, взглянул на Глеба.
— Мне нужно куда-то сесть, — сказал он стоявшему рядом инквизитору, — можно просто тряпки свернутые, только чтоб не на твердое и холодное. И под спину что-то. Расслабиться…
Ворожея все предусмотрел. Два крепких молодца уже волокли потертое, но довольно удобное кресло. Из ближайшего отделения забрали, что ли? Кресло поставили возле решетки, некромант устроился поудобнее, откинулся на спинку и закрыл глаз.
— Давай, Воронец, — сказал он, — не тяни.
Будто бы это Влад пол-утра кочевряжился!
Поднявшись на стремянку, Воронцов несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь, отрешаясь от всего, кроме лица мертвого мальчика, бессмысленно глядящего в вечное никуда, и всматривался в него до тех пор, пока оно не заполнило все поле зрения, не стало единственным, что доступно для восприятия, и только тогда на ощупь достал перочинный нож, чиркнул лезвием по подушечке указательного пальца и быстрым росчерком нарисовал на лбу Глеба знак возвращения.
Страшный, мутнеющий глаз дернулся, тело мертвеца сотрясла дрожь, ноги задергались, глухо застучали по чугунной решетке. Мальчик попытался открыть рот, но пронзивший его прут не позволял это сделать, раздался только мерзкий скрежет кости о металл.
Голову Воронцова заполнил бестелесный голос — гулкий, глухой, он бился, словно черная бабочка посреди мрака, не находя выхода:
«Кто? Где я? Зачем? Зачем темно? Мама… Глаза страшные. Темно. Где мама?»
«Тише, тише, Глеб, не пытайся говорить вслух», — направил в эту темноту мысль-посыл Воронцов и ощутил, как его коснулись чьи-то мягкие слабые крылья, защекотали изнутри.
«Кто вы? Почему так? Что случилось?»
Воронцов закрыл глаза, положил руки на виски мертвого мальчика и застыл:
«Сейчас я попробую сделать так, чтобы нам было удобно говорить. А ты не будешь двигаться, хорошо?»
«Хорошо. Но кто вы?»
Воронцов представил себе залитую неярким вечерним светом поляну в лесу. Зеленая трава, тонкие березы, шелестящие золотой листвой под порывами прохладного осеннего ветра, высокое синее небо, по которому бегут легкие облака.
Мальчик стоял рядом, недоуменно оглядываясь.
«Где мы? Вы Владислав Германович, я вас с Денисом видел. И чай приносил, когда вам плохо стало, помните? Но… что произошло?»
Владислав знал, что тянуть нельзя. И все равно медлил. Дальнейшее было непредсказуемо, мертвые реагировали по-разному, работать с незнакомым покойником всегда опасно, может утянуть за собой или потопить в отчаянии, недаром действующих некромантов было так мало, психика не выдерживала.
«Ты умер, Глеб».
У мальчика подкосились ноги, он почти упал на траву, Удержался, выставив руку, и замер в неудобной нелепой позе. Сглотнул, поднял на стоявшего рядом взрослого блестящие от слез глаза:
«Совсем? Это точно, то есть я совсем умер? А мама? А как…»
Небо размывало, синева исчезала, сменяясь бесцветным ничем, вместо легкого ветерка задул резкий пронизывающий ветер, Владислав с трудом удерживал иллюзию, ломающуюся под напором ужаса, осознания необратимости произошедшего, исходящего от мальчика.
«Глеб, послушай, я не могу тебя утешить, не могу вернуть к жизни. И ты уже ничего не сможешь сделать в этом мире. Кроме одного — спасти тех, кто еще жив».
«Как?! Что я могу? Я мертвый! Мертвый!»
Ураган усиливался, Воронцов попробовал дотянуться до мальчика, влить в него хотя бы малую толику спокойствия и умиротворения, но он и сам их не испытывал, хотя пытался вызвать, но Глеб развернулся, и Воронцов увидел, как текут, меняются черты его лица, превращаясь в безжалостную маску жестокости, порожденной отчаянием.
Его ударило, отбросило, осенняя роща окончательно исчезла, теперь они стояли посреди пустоты. Владислав постарался вернуть себе бесстрастную созерцательность, отключить любые эмоции, сосредоточиться только на получении информации. Он представил себе Любаву — какой запомнил в тот вечер, стоящую в круге теплого света под фонарем, плавную в речи и движениях, излучающую уют.
«Мама? Мама, я здесь!»
Ураган стихал.
«Нет, Глеб, прости».
Любава опять закричала… «А вот этого быть не может!» — вдруг понял Влад. Ее увели. Морок. Шуточки тех тварей, что живут во тьме.
— Куда ж тебя несет, Воронец, — раздался спокойный голос некроманта, — иди на свет! Не лезь куда не просят!
И тьма сгинула.
Они с Глебом сидели на склоне холма, откуда открывался прекрасный вид на море, пляж, белый пароход вдали. Кричали чайки. Солнышко пригревало по-летнему.
— Вот тут мы расстались, — сказал Глеб, — я в дом пошел.
Убийца влез в какие-то хорошие, теплые воспоминания и смог завоевать доверие жертвы. Кем же он предстал в воображении юноши? Но расспрашивать было некогда, и Влад задал единственный вопрос:
— Кто?
Лоб юноши прорезала морщинка.
— Не помню. Правда, не помню! Я за ним шел… Не знаю зачем.
Море померкло. Небо подернула серая дымка.
— Постарайся, Глеб, — попросил Воронцов, — хоть что-нибудь. Хоть лицо.
— Лицо… — повторил мальчишка. — Из тумана. Страшное.
На Влада надвинулся бледный лик, который тут же сменился дружелюбным, теплым. А потом вдруг возникло видение неприметного мужичка в кургузом пиджачке и кепке. Что-то в этой картине Владу показалось знакомым. Точно! Кусок афиши! Мужичок стоял возле цирка.
— Я предатель, — горько прошептал Глеб.
— Нет!
— Я предал всех! И вас, и Дениса, и даже Женьку! Всех! Он знает…
Глеб снова заметался, уютная картина разваливалась на куски.
— Неправда, Глеб, — пытался его успокоить Воронцов, — ты только что нас спас.
До спасения было далеко, но шанс действительно появился. Глеб не поверил до конца, но его хотя бы перестало корчить.
Влад махнул рукой:
— Ты свободен, Глеб. Спасибо тебе.
