Подкрадываюсь поближе, целюсь и стреляю.
Уязвимое место есть у каждого типа брони, кроме, пожалуй, танковой. Хотя при правильном подборе средств оказывается, что у танка их даже больше. Но у меня автомат, а у чувака какая-то серая керамическая броня с бармицей на затылке.
Но я вижу, что она не фиксируется на горжете шарнирами, потому пробивать её мне необязательно. Голова сама, получив импульс от трёх пуль, справляется с ломанием шеи уёбка.
Подхожу к бронегрузовику с открытым капотом и разряжаю остаток магазина в двигатель. Теперь точно пешком, Ворон.
Максимально тихо обхожу грузовик и заглядываю в иллюминатор. Нихрена. Конструкторы позаботились о защите от вуайеристов.
Подхожу к двери и пробую её открыть, прижавшись к стенке. Хрен тебе. Ладно.
Аккуратно поднимаюсь на крышу. Люк открыт, но целая Кис-Кис уже затаскивала внутрь ПКМ, поэтому я увидел её испуганный взгляд, прежде чем она нырнула внутрь.
В такой ситуации люк не закроешь, поэтому, можно сказать, пат: я сунусь — меня подстрелят, она сунет руки — я отстрелю ей их нахрен. Достаю из клапана пенал с набором для маникюра, блядь, не спрашивайте, почему я его таскаю с собой. Так вот, беру этот пенал и подползаю к люку.
— До встречи в аду!!! — ору я и зашвыриваю пенал в люк.
Услышав характерный лязг металла, символизирующий тело, рухнувшее на пол, ныряю в люк и обнаруживаю на полу прикрывшую голову Кис-Кис.
— Киса-Киса… — произношу я, наводя на неё ARX-160. — Не везёт тебе последнее время, да?
— Стреляй, урод! — выкрикнула она.
— Это было бы слишком легко… — покачал я головой. — На выход!
Она начала подниматься, но я подбежал и от души приложил её прикладом по затылку.
Приклад сломался. Блядство!
Хватаюсь за правую руку Кис-Кис и без всяких сантиментов выкручиваю её из сустава. Повторяю то же самое с левой. На этом этапе она очнулась и пронзительно завопила, но я успокоил её ударом кулака в затылок.
Вешаю на себя ПКМ, сдираю с будущего покойника сбрую с цинками, поднимаю Кис-Кис и иду на выход.
Самое страшное — это не когда убили товарищей, а когда спиздили.
Когда убили, всё понятно, это война — потери неизбежны. А вот когда спиздили прямо у тебя из-под носа, ещё и раненного товарища — это деморализует. Ну, мне отец рассказывал, что в Афгане они духам, похитителям воинов-интернационалистов и гражданских, яйца отрезали, потому что погиб, выполняя интернациональный долг — это одно, а пропал без вести — другое. И пропасть без вести опасались больше, чем просто погибнуть.
Вижу, что Кис-Кис всё ещё ранена, видимо, достаточно профессионального медика не оказалось, ну или на неё просто не хватило его внутреннего ресурса.
Ещё бы…
Побежал с Кис-Кис на плечах по шоссе. Она очнулась, но смела только скулить от боли. Вот это я и называю моральным подавлением. Моя суровая жопа, которую она видела перед собой, внушала ей такой страх, что она рта открыть не смела!
Ушёл километров на десять к востоку, а потом увидел заправку. Неплохое место, чтобы остановиться ненадолго, вы не находите?
Глава двадцать третья. Линчеватель
— Ну, милочка, рассказывайте, — уселся я на табуретке перед Кис-Кис, вытаскивая батончик «Smugglers».
Кис-Кис непонимающе и с едва сдерживаемым страхом посмотрела на меня, но потом опустила взгляд.
Да, правильно делает, что боится.
Сейчас она без брони, я снял с неё вообще всё, даже труселя с забавными медвежатами. Мне можно, я доктор.
Как там говорилось? У голого человека секретов немного? Сейчас и выясним.
— Ну-ну, смелее! — подбодрил я сжимающую свои сиськи и манду Кис-Кис. — Имя, фамилия, год рождения, социальный статус, род деятельности до Конца света! Не испытывай моё терпение, сука…
За её дружбанов я не боялся. После такого они не рискнут быстро возвращаться, а тысячу раз всё проверят и будут думать, что идут в заготовленную коварным Доктором ловушку, потому что у него обязательно есть какой-то хитрый план. У них есть основания полагать, что двое в грузовике уже мертвы, что верно на сто процентов, потому что Кис-Кис скоро умрёт. Я затягивать не буду, но какое-то время у нас с ней есть.
— Анна Миронова, третьего мая тысяча девятьсот девяносто пятого года рождения, не замужем, безработная, — быстро отчеканила Кис-Кис.
— Почему прозвище «Кис-Кис»? — задал я следующий вопрос.
— Кошек люблю… — всхлипнув и вытерев сопли, ответила Анна.
— Любила, — оскалился я недоброжелательно. — Сараму нахрена насиловать было? Чего, у вас все мужики поголовно заднеприводные, поэтому не хватало любви? Честно говори, блядь! Почую ложь, а я почую, засуну тебе в жопу ствол вот этого вот автомата! Обрати внимание, мушка не спилена!
Анна не сразу нашлась с ответом. Я ждал.
— Власть, — ответила она наконец, видимо, под действием стресса даже для себя найдя ответ. — Люблю владеть мужиками. Отношения — это не то, неинтересно трахать сломанного мужика. А вот сопротивляющегося, когда вместе со всем рушится его гордость и самоуважение — без этого я уже не могу.
— Хм… — хмыкнул я задумчиво. — Хм…
К моему удивлению, она ничем не отличается от «охотящегося» типа мужчин-насильников. Побудительные мотивы абсолютно те же.
— Твой папа трахал тебя в детстве? — задал я следующий вопрос.
— Нет! — воскликнула она.
— Подставляй жопу, — начал я подниматься с табуретки.
— Да! — спохватилась Анна.
— Хм… — снова хмыкнул я не менее задумчиво. — Хм…
Впрочем, ничего удивительного. На пустом месте насильниками не становятся. Лёлика динамили, эту вон родной папаша шпилил. Что, их теперь жалеть из-за этого? Это возвращает нас к монологу о чудовищах, который я озвучивал ранее. Человек, как бы там ни складывались обстоятельства, всегда имеет как минимум два варианта: оставаться человеком или становиться чудовищем.
— Что случилось в бункере в итоге? — задал я не касающийся темы вопрос. — Все выжили?
— Мне холодно… — жалобно произнесла Анна.
— А мне вообще похуй, но сижу же ведь! — покачал я головой. — Отвечай на поставленные вопросы. Не испытывай терпение доктора, а то он всю жизнь терпел, тяжёлую учёбу терпел, жалобы выслушивал, упрёки сносил, хуёвый, блядь, график переживал, вас, вечно недовольные уёбки, блядь, терпел, блядское начальство тоже, сука, терпел, но достаточно! Ещё раз, блядина ты, посмеешь не ответить на мой вопрос, я вырежу тебе глаза и язык, ампутирую ноги и руки, окажу максимальную медицинскую помощь, чтобы ты была жива и здорова, а потом отправлю ползти к своим. Готова к такому?!
— Все живые! — выкрикнула панически Анна. — Девушку одну, которая первая выбежала, Лёлик сильно повредил, но жить будет… Мальчика того… Я ему сломала, кажется…
— Ага, но в остальном всё нормально, да? — уточнил я. — Никто не получил серьёзных физических травм, которые нельзя было бы залечить внутренним ресурсом, ведь так?
— Никто! — ответила Анна.
— Вот молодец! — поощрил я её поглаживанием по голове. — Все бы так сотрудничали… Вот жизнь бы была, эх! Но, dura Lex, sed Lex. Что в переводе с латыни значит: закон суров, но это закон. Так как я не вижу в окрестностях ни одного суда, прокуратуры, даже затрёпанной опорки, беру на себя оглашение приговора и меру пресечения. За систематические и жестокие изнасилования беззащитных мужчин, тебя, Анну «Кис-Кис» Миронову, девяносто пятого года рождения, приговариваю к пожизненному заключению в колонии особого режима…
Ха! Вы бы видели её лицо!
— … но, ввиду отсутствия мест и условия для соответствующего международным стандартам отбывания наказания, приговор изменяется на смертную казнь по моему усмотрению! — продолжил я. — Пошли на улицу, прогуляемся!
Я взялся за её выдернутую из сустава руку, из-за чего она завопила и потащил её наружу. Поставил к стенке и без всяких сантиментов дал очередь на пять выстрелов ей в голову.
Слышу, гул двигателей. Бл…
