думаю, что долго, постоим, может… – Волков прикинул, – недельку. Я как раз вызвал портных, мне надобно быть ко двору, а я не могу появиться перед герцогом в таком жалком виде, – он рукой указал на свой костюм, – хорошие мои вещи все погибли вместе с моими лошадями и каретой. В общем, как портные управятся, так я и пойду дальше. Портные-то у вас, господа, неплохи, я надеюсь?
Он ещё не успел пообедать, как пришли портные и сапожники. Они сразу принесли ему и чулки, и шоссы, а сапожники приносили с собой уже готовые бархатные туфли и сапоги, среди которых нашлись те, что и были ему впору и пришлись по душе. Портные принесли также самые лучшие материалы: и парчу, и бархат. Из них он выбрал себе материалы для панталон и колетов. После чего к нему приходили офицеры, и Брюнхвальд рассказывал, что местные власти противятся, кормить ещё кормят, но не очень хотят размещать солдат по домам жителей, ссылаясь на то, что в домах у них незамужние девы.
– Девы?! – фыркал генерал. – Знаю я этих местных дев. Местные девы славятся как самые дорогие распутницы на всей реке, да ещё и лютые ведьмы. Пусть разрешат солдатам жить по домам у горожан, либо пусть ставят нам лагерь за свой счёт и привозят дрова. Прошу вас, Карл, настаивайте на этом.
После он сел писать ещё одно письмо и жалел о том, что не написал его первым. И писал он его графине фон Мален, что по-прежнему при дворе Его Высочества занимала очень высокое место. Ужинал легко и лёг спать в перины. И спал со всем удовольствием без всякой бессонницы.
А на следующее утро, едва рассвело, как его разбудил Гюнтер и сообщил, что к нему пришли портные.
– Так скоро? – подивился генерал.
– Принесли обновки, просят дозволения снять последние мерки, – пояснил денщик.
– Ну, зови, – согласился барон. – Но сначала неси воду – мыться.
У портных и вправду было почти всё готово, оставалось лишь подогнать.
– Это что же, вы не спали ночь и работали?
– Да, господин генерал, – отвечали портные. – Торопились угодить вам, чтобы вы уже сегодня к обеду были в новом платье.
Но Волков всё понимал:
– Это бургомистр заставил вас работать по ночам; имейте в виду, ничего лишнего я вам вашу сноровку платить не собираюсь.
– А платить вам и не надобно, – говорили портные, – то всё в дар вам от города будет.
Конечно же, он оказался прав. Едва портные ушли, едва он сел завтракать, как явился бургомистр и просил принять его. И генерал принял городского голову, даже не покончив с завтраком.
И тот сразу перешёл к делу. Он принёс большой красивый кошель и сообщил, что в нём четыреста талеров, и если генералу будет угодно нынче же увести своих людей в Вильбург, то кошель будет ему напутствием в дорогу.
– Завтра, – согласился генерал, беря деньги, – и соберите моим людям еды на два дня. До Вильбурга идти, конечно, дольше, но остальной путь моих солдат я оплачу из полученного от вас.
Бургомистр, торговая душа, поканючил, выгадывая ещё что-то, но барон лишь повторил свои условия. На том и закончил разговор.
Четыреста талеров и неплохой туалет, вот что он получил за всю эту кампанию. Немного, учитывая, что потерял он одну кулеврину, лафеты для всех пушек, горы пороха, картечи и ядер. Много мушкетов и аркебуз требовали ремонта, он потерял отличных коней, седла и сбруи, да ещё и личные деньги. Восполнит ли ему сеньор все его потери? В этом он сильно сомневался. Он небрежно кинул кошелёк на стол, сел в кресло и крикнул:
– Гюнтер! Ты подашь мне кофе?! Поторопись наконец, местные господа желают, чтобы мы покинули город побыстрее, и мне придётся ещё сегодня себе карету выбирать. Не хочу до Вильбурга трястись верхом.
Она ждала его в Аллендорфе. То был маленький городок в двух часах езды верхом или в карете от Вильбурга. Графиня заметно располнела после рождения двух дочерей; лицом она была всё ещё хороша, но платья носила с корсетами из китового уса, чтобы удерживать себя утянутой. Впрочем, её чары были ещё сильны, несмотря на роды и беспрестанные интриги, что царили во дворце Его Высочества. Брунхильда сняла лучшие покои в лучшей городской гостинице и дожидалась его. О том, что графиня его ждёт, ему ещё на въезде в город сообщил её неизменный секретарь, который представился господином фон Гюнтензау.
Господин фон Гюнтензау. Этот был тот самый наглый мальчишка-паж, которого генерал терпеть не мог. Вот только теперь он вырос и возмужал, и превратился в расфуфыренного придворного. Смазливого, заносчивого, носившего шпагу и золотые перстни. Барону и раньше казалось, что мальчик является любовником графини, теперь он в этом не сомневался. Именно подобный дворцовый хлыщ, прилизанный губошлёп в дорогом платье, и должен был нравиться деревенской простушке, волею судеб взлетевшей к самым небесам.
Приняв к сведенью, что его ждут, больше общаться с господином фон Гюнтензау он не захотел и поехал за ним в гостиницу, где и нашёл ожидавшую его графиню. Они нежно обнялись прямо на улице, куда она вышла его встречать. Барон поцеловал графиню в лоб, а та, заглядывая ему в лицо, спрашивала:
– Не были ли вы ранены в битвах, братец мой?
– Нет, только устал смертельно, – отвечал он, и они пошли в покои, куда за ними пришёл и господин фон Гюнтензау, но Волков остановил его в двери: – Дозвольте нам с графиней поговорить.
Но молодой человек лишь уставился на Брунхильду и ждал решения графини, словно слова генерала для него ничего не значат, и так как та не сразу сподобилась его принять за неё всё решил барон и выставил молодца за дверь. Выставил с удовольствием.
– Уж больно вы грубы с ним, братец, – стала заступаться за фон Гюнтензау графиня.
И этим почему-то разозлила генерала.
– Как его терпит герцог? Отчего ещё не велел зарезать его? Не пойму сие!
– А к чему герцогу резать моего секретаря? – стала говорить госпожа фон Мален.
«Секретаря!». Волков чувствовал, что женщина врёт. И ему стало даже немного неприятно от этого или, может оттого, что эта некогда небезразличная ему женщина выбрала такого жалкого господина. А может, из-за того, что фон Гюнтензау был так молод и смазлив. В общем, то, что его разозлило, одновременно его и раззадорило; он подхватил графиню под руку и повлёк в спальню.
– Куда вы? Куда? – она всё поняла и попыталась вырваться, но генерал держал
