них Бриске пока внимания не обращал — немец действовал в своих собственных интересах и, сам того не ведая, являлся источником весьма ценных и неожиданных результатов. Так что его Бриске не трогал.
Более того, в отличие от большинства представителей стран-партнёров, Штайн не должен был покинуть Саратов ни живым, ни мёртвым. Бриске ценил ушлого немца — у того был прямо таки талант замечать крайне важные мелочи.
Вот и сейчас Штайн, словно пёс, вцепился в эту девку. Углядел в ней что-то эдакое. Сам Бриске пока не очень понимал, что в ней такого особенного, но чутью немца он доверял. И с нетерпением ждал, что же он сможет найти в этот раз.
Глава 20
Фокусы и настоящая магия
Душ был хорош всем, кроме одного — пока она мылась, её одежду забрали. А взамен выдали нечто среднее между пижамой и робой заключённого. А вдобавок — больничного вида тапочки.
От одного только вида выданной одежды у Шпильки моментально испортилось настроение, повлиять на которое не смогли ни двое конвоиров, бессовестно пялившихся на её голую задницу во время мытья, ни усталость и боль во всём теле. А вот бесформенная и безразмерная тряпка ввела Шпильку в ярость.
Попытка на великом и могучем воззвать к совести конвоиров не удалась — внешники никак на возмущение не отреагировали. Пришлось надеть то, что дали — не ходить же по коридорам голой. Никакого стеснения Шпилька от такой перспективы не испытывала — не до него сейчас. Просто старалась быть готовой к любому развитию событий.
На неё снова нацепили наручники и повели очередным длинным коридором. Стены тут были покрыты декоративными панелями вместо надоевшей краски, лампы спрятались за матовыми квадратными плафонами. Двери тоже стали другие — стеклянные, с элегантными золотистыми табличками вместо вручную намалёванных номеров.
За двери Шпилька заглядывала с любопытством и омерзением. Помещения за ними представляли из себя лаборатории с дымящимися колбами и непонятными ей устройствами, операционные, благо, пустые, какие-то склады. Были ещё крохотные комнатки, похожие на допросные — из мебели в них присутствовали только стол и два стула.
В одну из таких комнатушек её и втолкнули. Один из конвоиров приложил к считывателю карточку, и стеклянная дверь с тихим шипением отъехала в сторону и вернулась на место сразу, как Шпилька оказалась внутри.
Её уже ждали. За столом сидел худой, слегка чудаковатого вида мужчина со светлыми, давно не стриженными волосами и цепкими глазами. Скафандра на нём не было — значит, не внешник. А ещё Шпилька заметила, что на руках у него тоже надеты наручники.
Проследив за её взглядом, незнакомец торопливо спрятал руки под стол.
Шпилька, застыв у двери, без стеснения разглядывала незнакомца. Тот молчал, давил взглядом исподлобья и не спешил начинать разговор. Шпилька не выдержала первой.
— Что, теперь с ним драться? — подняла она глаза к потолку. — Ну уж нет! Всё, я пас. Устала.
Лицо незнакомца удивлённо вытянулось.
— Зачем со мной драться? Я знахарь.
— Прикольное погоняло, — бросила ему Шпилька. — Эй, Штайн или как там тебя? Делать-то что надо, а?
Шпилька злилась. Ей по самые уши хватило пробежки по полигону, а теперь её опять куда-то притащили, да ещё навязали непрошенную компанию. А хотелось просто отдохнуть. И подумать, наконец, как отсюда выбраться.
— Это не погоняло, а мой Дар. А зовут меня Гуддини.
— Да хоть Папа Римский, — раздражённо одёрнула его Шпилька. — На кой меня сюда притащили?
— Выяснить, какой Дар у тебя, — незнакомец позволил себе лёгкую, снисходительную улыбку. — Кстати, здесь есть камеры и микрофоны, но нет громкоговорителей. Так что Штайн всё видит и слышит, но вряд ли ответит.
Сказано это было таким тоном, что Шпилька сразу же насторожилась. Гуддини, хоть и производил с первого взгляда впечатление эдакого чудика, сумел всего одной ничего не значащей фразой акцентировать внимание на важном. Нет, о том, что за ней непрерывно наблюдают всюду, куда приводят, Шпилька догадывалась и сама, но сам факт того, что Гуддини её предупредил, говорил о многом.
Видимо, ей сейчас предстоит весьма необычный разговор, полный намёков и красноречивых умалчиваний. И в его процессе надо будет, в первую очередь, разобраться, кто перед ней — друг или враг.
— Мне сказали, тебя зовут Шпилькой, — нарушил затянувшееся молчание Гуддини. — Это… необычно. Чем заслужила?
— Танка знаешь? — вопросом на вопрос ответила Шпилька и, заметив, как знахарь недовольно нахмурился и едва заметно предостерегающе качнул головой, быстро добавила. — Ну, на нет и суда нет.
— Значит, так и не скажешь, за что тебя окрестили? — снова улыбнулся Гуддини.
Шпилька уселась на стул перед знахарем и вернула собеседнику улыбку.
— Жаль, что ты мне не доверяешь. Я ведь такой же заключённый, как и ты, — Гуддини, словно бы в сомнении пожевал губу и вытащил из-под стола руки. — Знаешь, что это не просто наручники?
— Догадываюсь.
— Они следят за всеми нашими показателями: давлением, температурой тела, скачками гормонов. И активацию Дара они тоже видят.
— Зачем им это?
Улыбка знахаря стала шире.
— Мы для них не только доноры, но и подопытные объекты. Тем, у кого Дары достаточно распространённые для Улья, вкалывают препарат, временно дезактивирующий способности, и сразу отправляются на ферму — так поступили со мной.
— А остальных — исследуют?
— Именно. Вот как тебя. Ты их явно заинтересовала.
— Это чем же? — нахмурилась Шпилька, активно переваривая как скрытую в намёках, так и словесно выдаваемую информацию.
Пока что всё, что она услышала, укладывалось в рамки её собственных предположений. А вот сведения о глушащем Дар препарате оказались для неё неожиданными.
— Они не могут понять твой Дар.
О том, что понять его она не может и сама, Шпилька предпочла промолчать. Гуддини это знать ни к чему, а внешникам — и подавно.
— А ты?
— Я знахарь, — мягко ответил ей Гуддини.
Шпилька задумчиво помолчала. Пока что у неё складывалось впечатление, что этот иммунный скорее на её стороне. Но никакой уверенности она не испытывала.
— Что они тебе пообещали?
Улыбка слетела с лица Гуддини. Знахарь прищурился, но ответил вполне честно.
— Мой Дар хоть и сильный, но вполне распространённый. Завтра меня должны были отправить на очередную операцию — кому-то срочно понадобились лёгкие и сердце. Нас оперируют с интервалом в неделю. Между ампутациями откапывают споранами и горохом
