К полудню добрались до границы болот и принялись их обходить.
Звенели комары, вдалеке подвывали собаки. Было, в общем, мирно, и Арамис совершенно расслабился, когда девичий вопль разорвал тишину:
– Помогите! На помощь, люди! Тону!
Проснувшись, Аня не знала, сколько прошло времени и какое сейчас время суток. Наверное, глубокая ночь. Возле двери стыла похлебка, с потолка смотрел глазок скрытой камеры.
Вчера она решила прикинуться сумасшедшей, рычала, бросалась на фашистов. Что делать сегодня? Опять рычать и бросаться? Или что-то новенькое придумать, например амнезию? После аномалии мозги работали со скрипом, и Аня не рассчитала, что агрессивная модель поведения – проигрышная, лучше притворяться невинной овечкой – пусть вивисектор списывает на странные процессы в мозгу. Интересно, с чем они связаны? Аня чувствовала себя вполне здоровой, с физиологией тоже было все в норме: шерстью порастать не начала, в мутанта не превратилась.
Не забывая про камеру, Аня с деланым удивлением огляделась, встала, смерила шагами комнату и затарабанила в дверь, но никто не пришел, тогда она уселась на койку и уткнувшись лицом в ладони, задергала плечами, имитируя рыдания.
Когда надоело, взяла миску: там был раскисший рис с кусочками мяса. Ложки не обнаружилось, и пришлось есть руками, а потом вытирать их об одеяло.
Часа через два она повторила попытку, постучала в дверь. На этот раз в коридоре затопали. Помня о камере, она изобразила на лице радость.
– Чего беснуешься? – донесся низкий голос с хрипотцой.
– Скажите, почему я здесь? Это больница или тюрьма?
– Это ад, детка, – ответил охранник. – Успокойся, а то я зайду и сам тебя угомоню дубинкой по ребрам.
Это было бы, конечно, хорошо – представился бы шанс сбежать, который закончился бы фиаско, а умирать прямо сейчас в Анины планы не входило. Вчера у нее появилась надежда, что Дым придет. О том, что его может не быть в живых, она старалась не думать, как и о том, что найти таинственную базу сложно. Но надежда не только живучая тварь, она еще корректирует реальность, решает, во что верить, а на что закрывать глаза.
– Ну скажите… За что меня посадили? – взмолилась она.
– Придет врач, у него спросишь.
– Врач? Это психушка, что ли? – пробормотала она и укусила себя за руку. – Мамочки! Но я нормальная. Нор-маль-на-я!
Охранник не выполнил угрозы и затопал прочь. Ждать пришлось часа два. Аня всячески выражала обеспокоенность, а сама думала об изменениях энцефалограммы, разглядывала синяки на сгибах локтей.
Когда по коридору разнеслись шаги, душа Ани сжалась от страха, захотелось забиться в угол, отсрочить миг экзекуции, но она победила себя: у нее амнезия, ей должно быть любопытно.
Щелкнул замок, она шагнула назад и сделала невинное лицо, но охранники не дали разыграть комедию: один остался стоять позади толстяка, второй прицелился в нее из пистолета, велел повернуться и защелкнул наручники, заведя руки за спину, и тут явился взору давешний вивисектор.
– Почему я здесь? – пролепетала она, глядя на толстяка. – Я сделала что-то плохое? У меня должно было быть новоселье.
Ради убедительности она даже выдавила слезу… И произошло немыслимое: вивисектор поджал губы, вскинул брови – будто бы растрогался от ее слов, – но быстро взял себя в руки:
– Отставить разговорчики!
– Это психбольница? Но почему они с автоматами? Отпустите меня, я здорова, это какое-то недоразумение. Мы с братом квартиру купили, у меня должно было быть новоселье… а я почему-то здесь. Доктор, человек вы или нет?
Вивисектор колыхнул жирной щекой, даже взгляд отвел, будто виноватым себя почувствовал. Правильно, чувствуй, свинья заплывшая!
И снова лаборатория, кровь из вены, медсестра Сова, поглядывающая искоса. Укладываясь на кушетку, Аня жалобно посмотрела на Сову:
– Я сделала что-то плохое?
И тут Сова снизошла и заговорила с ней, воровато оглядываясь по сторонам:
– Да, сломала нос охраннику.
– Но почему я здесь?
– Потому же, почему и остальные.
Пришел вивисектор, и медсестра замолчала, прилепила датчики к Аниным вискам. Толстяк снова закрыл собой экран возле стены.
– Что со мной, доктор? – проблеяла Аня.
– Вчера на людей бросалась, сегодня не помнишь ничего…
– Я – на людей? – возмутилась она.
– Да-да, подруженька, ты очень плохо себя вела, мы тебя немного наказали, и теперь пытаемся понять, что с тобой происходит.
– Что?
– Пока не знаем, но прогресс идет вперед, и все объяснимо. Что ты помнишь, подруга моя?
Аня пересказала последние дни своей мирной жизни, подготовку к новоселью. Вспомнила, что речь шизофреника путаная, переключилась на подруг, потом заладила, объясняя преимущества АК перед аналогами, не закончив мысль, переключилась на «чехов», что-де «чехи» их отряду засаду устроили, а рядом виноградное поле… И пляж.
– Все, хватит, – проговорил толстяк, окончательно уверившись, что подопытная повредилась рассудком, но не удержал язык за зубами и добавил: – Мы еще двоих в ту аномалию засунули, оба поджарились, а ты почему-то только с ума сошла.
– Что за аномалия? – округлила глаза Аня.
– Ты – очень любопытный экземпляр, подружка моя, а мы тебя чуть не угробили, – он цыкнул зубом. – Наташа, еще кровушки возьми.
– Что со мной? Вы так странно изъясняетесь, – пролепетала она, дрожа ресницами.
Вивисектор захохотал, но, встретившись с ней взглядом, закашлялся и позвал охрану:
– В четвертую ее отведите. Будем наблюдать дальше.
– Можно помыться? – попросила Аня.
– Обойдешься, милая подруга, – пробурчал толстяк, отворачиваясь.
Аня вспомнила, что отчество у него – Адольфович, весьма символично. Ей снова надели наручники и повели ее по коридору в сторону, противоположную той, откуда пришли.
По пути встретилась молодая черноглазая женщина с острым лицом, в форме охранника.
– О, Яночка, здравствуй! – обрадовался вивисектор и остановился. – Ты к нам надолго?
Охранница скользнула взглядом по Ане и ответила:
– Пока материала хватает. Как только закончится, пойду его добывать.
– Ох, красота ты наша! Чтоб мы без тебя делали?
– Не говорите, – ответила она холодно. – Когда освободитесь, зайдите с Наташей ко мне, а то соскучилась.
– Конечно, зайдем, – елейно улыбнулся вивисектор и толкнул Аню в спину: – Шевелись. Вперед, сто сороковая, что заснула?
Это была камера на четверых. Койка возле дырки в полу, заменяющей унитаз, пустовала, на остальных сидели женщины, одновременно повернувшие головы и уставившиеся на новую соседку.
Аня поздоровалась, потерла запястья, еще помнившие сталь наручников, и уселась на свою постель, оглядела сокамерниц. Возле самого выхода покачивалась длинная худая девушка, крашеная блондинка. Судя по темным корням волос, отросшим на пять сантиметров, она тут обитала минимум месяц.
