— Колька, держись! — закричал он. — Держись, родной…
Рябченко виражил совсем рядом. На хвосте его висел "Мессершмитт", поливая ведомого огнем, но тот уклонялся, закладывая вираж все круче.
— Выходи из виража, тяни вправо. Круче тяни, сейчас я и его срежу!
"Мессер" вовремя увидел опасность, и переворотом ушел к земле. Гоняться за ним не было ни сил, ни желания.
— "Двадцать шестой", пристраивайся! "Восемнадцатый", ты где?
Вверху, среди серой дымки вдруг показался язык черного жирного дыма, украшенный у основания "Мессершмиттом". Вражеский истребитель быстро снижался, видимо пытаясь сесть на вынужденную. За ним гнались две "лавочки", за которыми, в свою очередь неслась пара немецких истребителей.
— "Ла-пятые", "худые" сзади! "Двадцать шестой", встречаем в лоб!
"Мессера" скользнули в сторону, а по номерам подошедших "лавочек" Виктор определил Кота и Острякова.
— "Тридцать первый", поворачивайте влево, собираемся. Колька, правый поворот! "Восемнадцатый", ты где? "Восемнадцатый"…
Пара Литвинова словно сквозь землю провалилась. Виктор смотрел во все глаза, стараясь пронизать взглядом дымку, но кроме набирающей высоту четверки "мессеров", так никого не увидел. Топлива оставалось в обрез, и висеть здесь дальше, напрашиваясь на неприятности, было глупо…
— Курс девяносто. Отходим…
…Из кабины он вылез с трудом. Ноги подкашивались, и больше всего хотелось где-нибудь улечься и всласть выспаться. Увы, такое счастье ему не грозило.
— А Сашка где? — Палыч встревоженно завертел головой, надеясь отыскать отставшую пару самолетов. — И Усманов…
— Не знаю, — Виктор зло сорвал перчатки, бросил их на крыло и похромал к машине Рябченко.
Колька вяло трепыхался, пытаясь отстегнуть привязные ремни, но у него никак не получалось. Наконец, стараниями техников, его выдернули из кабины и спустили на землю. Лицо у ведомого было белым-белым, без единой кровинки, он стоял, пошатываясь, тараща красные от полопавшихся сосудов глаза.
— Отдыхай, — отпустил его Виктор. — Потом разберем. Хорошо дрался…
Колька отошел, сел на расстеленный у самолета брезент, а потом, подумав, улегся. Виктор испытал приступ зависти. У него самого подгибались колени, но нужно было не показывать виду. Подошли Кот и Остряков. Он были измочаленные, серые от усталости. От здания штаба торопился озабоченный Шубин и Виктор зашарил по карманам ища папиросы. Для него нервотрепка только начиналась…
—…Вижу цель! — ведущий штурмовиков завалил машину на крыло, рассматривая цель. — Атакуем, с выходом влево! "Четвертый", на тебе зенитки. Работаем! — "Илы" опустили носы, заходя на высокий, поросший акацией холм. Немцы устроились неплохо, окопавшись на двух, расположенных неподалеку друг от друга высотах, и усилив свои позиции минометными батареями и несколькими танками. Укрепились крепко – с утра наш авангард попытался сходу сбить противника, но все еще дымящиеся остовы двух тридцатьчетверок говорили, что атака не удалась. Пришло время поработать авиации…
Отход немецких войск к Днепру был планомерным и четким. Отступали они грамотно, от рубежа к рубежу, расчетливо выигрывая время, необходимое для вывоза награбленных ценностей и подготовки новых позиций. Местность обороне благоприятствовала: овраги, реки, цепь многочисленные высоты и населенные пункты – все это усиливалось инженерными сооружениями, основательно укреплялось, заполнялось войсками. Пока наши войска пробивали такой оборонительный узел, в тылу, километров двадцать-тридцать западнее, спешно создавался аналогичный и задержав советские войска на день-два, немцы, под прикрытием сильных арьергардов, отходили на новую, уже подготовленную позицию.
С верхушки холма, лысого и удивительно ровного – словно срезанного гигантским ножом ударили зенитки, к штурмовикам потянулись тающие шнуры трассеров. Звено "Илов" отстрелялось по "лысине" РСами и зенитки притихли. Потом они попробовали было снова огрызнуться, но вершину обработали пушками и до конца штурмовки немецкие зенитчики больше себя не проявляли. Потом досталось расположенным на обратном скате высотки минометам, после бомбежки там что-то сильно взорвалось, склон заволокло дымом. Разобравшись с минометчиками "Илы" принялись за пехоту, поочередно обрабатывая траншеи пушечно-пулеметным огнем. От балки, где скапливались советские войска, к высотке уже пылили тридцатьчетверки, бежали цепи пехоты – наши не собирались упускать столь благоприятный момент для атаки.
Виктор оторвался от красот уничтожения вражеского арьергарда и зашарил глазами по небу. Пара Ларина отыскалась справа выше – на фоне солнца она была почти не видна. Слева метрах в ста болталась "лавочка" Рябченко, справа летели Кот с Остряковым. Кроме "Илов" у земли и их шестерки в воздухе больше никого не было и это радовало. Вновь мазнул взглядом, по холму – позиции ПТО молчали, пехота, попавшая под удар с воздуха, огрызалась слабо. Потом увидел в чахлой посадке за холмом какое-то странное шевеление, вгляделся.
— "Река-семь", вижу технику противника! В посадке, слева, — закричал он. — Смотри!
Из посадки выполз приземистый, покрытый камуфляжной краской танк, повел башней с длинным, тонким стволом. Рядом показался второй.
— "Дед", принял вас! Вижу. Атакуем пушками с выходом влево! "Четвертый", смотри зенитки…
По танкам штурмовики сделали два захода, буквально засыпав бронированные машины градом пуль и снарядов, потом обработали огнем посадку и потянули домой. Видимо их ведущий прибрал обороты, потому что группа собралась очень быстро и возвращалась компактным строем, а не бесформенным, растянувшимся роем, как Виктор не раз наблюдал ранее. Они благополучно пересекли линию фронта, довели штурмовиков до их аэродрома и, покачав на прощанье крыльями, повернули к себе.
Настроение у Саблина немного улучшилось – прикрывать штурмовиков он не любил и то, что все обошлось благополучно, не могло не радовать. Радовало, что немецкая авиация так и не встретилась – сегодня он был не в том состоянии, чтобы вести бой.
Литвинов и Усманов пропали три дня назад, а через день, 9 сентября, наши войска освободили Мариуполь. В город была моментально направлена команда, и после долгих поисков им удалось найти обгоревшие обломки двух "лавочек". В воронке оставшейся от одной из машин обнаружились останки летчика. По номерам пушек, определили, что погибший был Усманов. Литвинов пропал. Местные жители вроде видели парашют, но чей он был – наш или немецкий никто не знал. В это время уже шли бои на подступах к городу, и всем было не до парашютистов. Литвинова объявили пропавшим без вести и вчера, на поминках своих летчиков Виктор сильно перебрал…
