Ознакомительная версия.
– Ты прав абсолютно. Нет ничего страшнее войны! – Гоша окончательно развеял все мои, было закравшиеся в голову, сомнения.
– А где страшнее? – любопытствовал я. – Там, в Афгане, было или сейчас? – я замер в ожидании ответа. Откуда-то издалека вдруг донёсся пронзительный вопль, заставивший нас обоих содрогнуться и затаить дыхание. С полминуты не осмеливаясь произносить ни звука, мы напряжённо сидели молча, вслушиваясь в звуки, казалось, самого ада, творящегося на многих километрах вокруг нас. Где-то совсем близко слышен был треск веток и шорох от пробегающих стремглав мимо нашего убежища живых мертвецов. Но вопль, услышанный нами чуть ранее, оборвался также внезапно, как и пронзил вечернюю тишину.
– Одинаково! – едва уловимо прошептал Гоша.
Вдруг за окном, казалось, шагах в двадцати от стен дома, раздался ужасный, не человеческий, и даже не звериный, рёв, от которого сердце моё будто провалилось куда-то в бездну. Мы синхронно, медленно повернули головы к оконному проёму и выглянули наружу. Напротив окна стоял, задрав в свете луны отливающую мёртвенно-зелёным цветом морду, афганец, явно вперив взгляд в наше окно. Поодаль остановились и другие афганцы, порядка семи; они словно застыли от клича своего вожака. Беловатая от припорошившего её снежка равнина, просматриваемая из окна, была похожа на дьявольскую шахматную доску, на различных клеточках которой стояли, застыв, готовые в следующий миг «съесть» противника, бронзовые фигурки. Их было много. Несоизмеримо много против двух пешек, остолбенев и побледнев от страха, трясущихся на своей жалкой, хоть и укреплённой, позиции. Вдруг стоявшие несколько секунд неподвижно, афганцы одномоментно устремились к нашему дому, за пару секунд покрыв расстояние, которое бы обычный человек пробежал бы лишь за восемь-десять, и вот уже около десятка одетых в окровавленные лохмотья тварей стояли, утробно рыча, под нашим окном. В моих глазах помутнело, но я сумел-таки собраться с мыслями и не поддаться чуть было не сковавшей меня панике. С минуту мы с Гошей безмолвно, держа пальцы на спусковых крючках автоматов, смотрели на афганцев, а они на нас. Они явно не понимали, как до нас добраться, поэтому лишь стояли, порыкивая как собаки, готовые к нападению, но ничего не предпринимали. Но вдруг один из них, тот, что первый нас заметил, рванул в сторону окна большой комнаты, дверь которой мы подпёрли арматурой из маленькой комнаты. Прятаться, пытаться себя не выдать, нам было уже бесполезно, поэтому сперва Гоша, затем я, вскочили, выпрямившись в полный рост, и прильнули к окну. Мы наблюдали, как афганец пытается в прыжке ухватиться за ржавый металлический карниз окна первого этажа, но даже его сверхмощного прыжка не хватало, чтобы хотя бы смочь зацепиться за карниз. После нескольких безуспешных попыток тварь, что было мочи, заревела, в очередной раз с разбегу в прыжке ударившись о стену. Затем он развернулся к стоящим неподвижно и наблюдающим за его попытками другим афганцам и истошно взревел. Потом вновь поднял голову и окинул нас таким взглядом, которого я никогда не забуду! Казалось, он заглянул прямо мне в глаза! Мне почудилось, что он в состоянии как-то на меня воздействовать, завладеть моими чувствами, чуть ли не парализовав мою волю и подавив здравомыслие. Но, может, это была лишь иллюзия, вызванная неимоверным страхом, который я тогда испытал?! В тот же момент остальные афганцы разбежались в разные стороны и скрылись из поля зрения за стенами здания.
– Дом оббегают! – уже в полный голос встревоженно отчеканил Гоша и вскочил на ноги. – Проверь лампу!
Я положил автомат и крутанул рукоять ультрафиолетовой лампы. Газ внутри трубки неохотно засветился; лампа начала накаливаться.
– Работает! – воскликнул я, прошептав про себя «Спасибо тебе, Господи!» Вот уже перед входной металлической дверью раскатом грома пронёсся рёв голодного афганца. Гоша машинально вскинул автомат и щёлкнул затвором. Трясущимися руками то же самое сделал и я. Мы стояли, окаменев. Нервы были напряжены словно струны. Мы всматривались в полутьму, расстилавшуюся от наших ног до стены внизу. Несколько секунд – тишина. Затем снова рёв, но уже слева, со стороны заваленного мешками со смесью окна малой комнаты. Гоша рывком обернулся в полкорпуса, и дуло его автомата было нацелено уже на дверной проём между прихожей и комнатой. Снаружи, с улицы, слышалась какая-то возня: топот, хруст веток, глухой удар, ещё один, и ещё. Кажется, афганцы, не зная, как к нам подобраться, молотили что было мочи руками и ногами о кирпичную стену… Но самое страшное наше ожидание подтверждалось: афганцы, поняв, что внутри здания кто-то есть, не собирались отступать и бежать кто куда в поисках прочей добычи. Они явно были нацелены на проникновение внутрь и теперь будут изыскивать возможность пробить брешь в обороне нашей крепости, и, не дай Бог, добьются своего. Спустя пару минут, мы с Гошей уже не держали автоматы, нацеленные на дверной проём, а лишь стояли, не шевелясь и вслушивались в происходящее снаружи. Возня, звуки и вопли доносились снаружи с небольшими перерывами на протяжении ещё минут двадцати. Мы снова сели на пол, облокотившись спиной о стену, и, положив автоматы на колени, продолжали вслушиваться в доносящиеся тревожные звуки и гадать, что могут придумать безмозглые, но обладающие неимоверной силой, живые мертвецы для того, чтобы попасть-таки внутрь. Я взглянул на свои наручные часы. Было немногим за десять вечера. Я удивился, насколько же быстро пролетело время, те пять с небольшим часов, в течение которых мы уже находились в этом здании. Внезапный, резкий удар о металлическую входную дверь заставил меня вскрикнуть от испуга. Какой-то афганец ещё несколько раз попытался «нащупать» уязвимость со стороны двери, но, благо, та была надёжно подпёрта моей машиной и шансов пробраться через этот лаз у чудовищ не было. Естественно, будь они, афганцы, более высокоорганизованными созданиями, они всенепременно совместными усилиями сдвинули бы Хонду и открыли бы входную дверь, но, на наше счастье, на это у них не хватало извилин. От досады, что не удаётся пробраться внутрь здания за, казалось бы, лёгкой, забившейся в угол, добычей, то один, то другой нелюди истошно вопили, словно звери.
– Только бы провода не порвали… – прошептал я, повернувшись к Гоше. Я снова повернул рукоять и убедился, что лампа включается. Ещё через полчаса я осознал, что мне неимоверно хочется в туалет, справить малую нужду. С испугу я совершенно не обращал внимания на ставшее вдруг нестерпимым чувство. Я сказал Гоше, что поднимусь на второй, после чего положил автомат и аккуратно, чтобы не споткнуться во тьме о ступеньки, зашаркал к лестнице. Поднявшись на второй, я зашёл за первый же угол и облегчился. Пока я наслаждался простым человеческим чувством облегчения, мой взгляд привлёк какой-то, блестящий в проникающих сквозь оконный проём лучах луны, предмету противоположной стены. Застегнув ширинку, я сделал несколько шагов до противоположной стены, чтобы рассмотреть вблизи привлёкший внимание предмет. Я присел на корточки. И что же я увидел?! У стены, очевидно, когда-то ещё давно оставленная рабочими и каким-то чудом незамеченная мародёрами, стояла едва начатая бутылка водки! Я взял её в руки и повернулся спиной к окну; «Офицерская» – гласила заляпанная краской этикетка. Я бережно засунул находку в карман и пошёл к лестнице. Спустился к Гоше и радостно показал ему находку. Недолго думая, тот мигом извлёк из недр своего рюкзака банку тушёнки и ломоть чёрного хлеба. Перочинным ножом вскрыл тушёнку, намазал два куска хлеба и дал один кусок мне. По очереди мы сделали по внушительному глотку водки прямо из горла и закусили хлебом. Мгновенно, буквально в считанные секунды, по моему, измотанному паническим настроением, бессонными ночами, постоянными страхами и стрессами, организму начало разливаться приятное тепло, немножко закружилась голова, перестал ощущаться жуткий, пронизывающий до костей, холод. По Гошиному внешнему виду было понятно, что он не меньше моего погрузился в состояние чуть ли ни нирваны. Мы повторили ещё раз, затем ещё. После четвёртой «рюмки» Гоша предложил остановиться, ведь потеряй мы бдительность и размякни под действием «Офицерского» дурмана, мы сделаемся ещё более беззащитными, не в силах даже дать огнестрельный отпор вот-вот проникнувшим внутрь тварям… Я согласился с доводами Гоши и отставил бутылку с оставшимися в ней двумя третями содержимого в дальний от нас угол, чтобы ненароком не расколотить её. Но даже четырёх глотков сорокаградусного напитка хватило, чтобы буквально перенестись в другое измерение! Опьянение наступило моментально; тепло разлилось по венам, собачий страх и ужас от по-прежнему доносившихся снаружи рёвов и стуков притупился. Я бы даже сказал, что в какой-то степени я осмелел и расхрабрился. Взяв в руки автомат, я мысленно представлял, как я высаживаю рожок за рожком в появляющихся в дверном проёме чудищ, а те валятся направо и налево, сражённые свинцовым градом. Затем я задрал голову вверх, облокотился затылком о стену и незаметно погрузился в полудрёму. Мне стали являться переплетающиеся с действительностью сновидения. «Завтра» как будто уже наступило. Мы с Гошей стоим возле спрятанного между домиками «Транспортёра» и меняем проколотое колесо Хонды на запасное, находящееся в микроавтобусе. Мысли мои были заняты лишь Дашей. Я был уверен, что мы непременно найдём её сегодня, идущую вдоль дороги в сторону Питера. На мой вопрос: «Где ты была, как спаслась?», она ответит, что просидела двое суток в каком-то подвале без еды и питья, и лишь чудом афганцы её не учуяли и не разодрали. Мы будем минут десять, обливаясь слезами счастья, стоять и молча обниматься, а затем ещё засветло приедем в Питер… Потом мои полусны начали «схлопываться», и я конкретно начал проваливаться в глубокий сон, перестав различать какие-либо страшные звуки, доносящиеся снаружи. Вконец расслабившись и позабыв про предосторожность, я обмяк и распластался по стене в глубоком сне…
Ознакомительная версия.
