– Болтун, – фыркнула Анюта. – Звони уже маме… гуманоид!
– Погоди… Ты это серьёзно?
– Абсолютно. Диктуй номер, я соединю.
– Постой. Я, конечно, верю, что ты можешь нас соединить. Но ведь до Марса хрен знает сколько миллионов километров, а скорость электрического сигнала ограничена скоростью света. Как же мы будем разговаривать?
– Этой физики ты всё равно не поймёшь. И вообще странно, что ты меня об этом спрашиваешь.
– Почему?
– Потому что ты не спросил, например, о том, как мы попали на Марс.
– А что тут спрашивать? – небрежно пожал плечами Егор. – Обыкновенная телепортация, насколько я понимаю.
– Обыкновенная… Ах ты, поросёнок! По-твоему, значит, телепортация – это в порядке вещей? Ты что, каждый день телепортируешься? И когда, сэр, позвольте спросить, вы занимались этим последний раз?
– Эй, успокойся! Чего ты, в самом деле… Сама приучила меня к тому, что, практически, всесильна, а теперь обижаешься. Откуда мне знать, что ты можешь, а что нет? Ты же не рассказываешь…
– Не рассказываешь… Всего не расскажешь. А телепортация, чтобы ты знал, наиболее сложный способ перемещения в пространстве. Этому не просто нужно долго и трудно учиться. К этому ещё и талант нужно иметь. А я после… В общем, я боялась, что утратила эту способность. И сейчас боюсь.
– Чего?
– Что утратила.
– Способность к телепортации?
– Ага.
– Но… мы ведь попали на Марс именно этим способом?
– Этим. Ну и что? Я ведь тебе говорила, что была в бессознательном состоянии. А нынче моё состояние вполне сознательное, и я не знаю, смогу ли вернуться обратно тем же способом. То есть, я надеюсь, что смогу, но…
– Что «но»? – с нехорошим замиранием сердца осведомился Егор.
– Боюсь пробовать, – вздохнула Анюта. – А вдруг не получится? – и, помолчав, добавила ворчливо. – Ты будешь звонить матери или нет?
– Блин с горохом! – Егор нашарил на полу коньяк и торопливо отхлебнул из горлышка. – Ну и дела… Звонить! А может и звонить не стоит? Может, мы сначала попробуем вернуться, а уж потом я позвоню? А то позвоню, обнадёжу, а сам… Э, Анюта, ты давай меня не пугай!
– Я и не пугаю. Просто стараюсь быть искренней. Ты всё-таки позвони. Если мне удастся вас соединить, то это уже кое-что, понимаешь? Я буду знать, что хотя бы связь могу осуществлять мгновенно. А если могу связь, то, возможно, могу и всё остальное. Да ты не волнуйся. Сюда же мы попали? Попали. Значит, на самом деле я это могу. Надо только окончательно в это поверить.
– Слушай! – Егора вдруг осенило. – А что если нам попробовать… это… ну…
– Смелее! – засмеялась Анюта.
– Ну, ты поняла, да?
– Ты хочешь повторить?
– А почему бы и нет? Тебе разве не понравилось?
– Это было замечательно, – промурлыкала Анюта. – Но здесь повторение невозможно.
– Почему?
– Потому что это Марс, и у меня слишком много энергии уходит на поддержание твоей жизнедеятельности. Я не могу здесь опять принять облик человеческого существа.
– А жаль, – вздохнул Егор.
– И мне. Но не переживай, вот вернёмся на Землю… Ты будешь, блин с горохом, звонить или нет?!
– Давай, барышня, – беспечно махнул рукой Егор и допил коньяк. – Соединяй!
Связь была замечательная, и Егор, вальяжно развалившись на сиденье (сказывалось действие коньяка), заверил маму в том, что он жив и здоров, что пусть она не волнуется, а сейчас он пока ещё задерживается с друзьями, но скоро обязательно будет дома и, когда совсем соберётся, ещё позвонит. Откуда во Львове друзья? Ты не поверишь, но встретился с ростовчанами прямо на улице. Точнее, с одной ростовчанкой… Выпил? Да, он выпил, но не очень много. Мам, ну что ты в самом деле, я взрослый человек! Нет, не за рулём. Машина на стоянке, не волнуйся. Как только освобожусь, сразу приду. Всё. Целую. Целую. Да. Всё. Пока-пока.
– Уф-ф! – выдохнул Егор, когда мама положила трубку. – Оказывается, материнская забота бывает иногда довольно утомительной. Но вообще-то она права, – пора бы и возвращаться. Хотелось бы, конечно…
– Что?
– Ну… полетать тут, посмотреть поближе на город. Вон, видишь там, внизу?
– Вижу, но, во-первых, это только отсюда, с высоты видно, что там был когда-то город и, если спуститься, то кроме обычной слегка всхолмлённой песчаной равнины, мы ничего не обнаружим, а во-вторых… Понимаешь, я ведь не случайно оказалась именно здесь, на вершине этой пирамиды. Тут место силы. Узел. Точка перехода. В общем, это особое место. Так что лучше нам не рисковать, а прямо сейчас попробовать вернуться.
– Тогда поехали, – согласился Егор. – Чего резину тянуть?
– Пристегнись только, – сказала Анюта. – На всякий случай.
Мир свернулся в чёрную точку бесконечно малой величины и снова возник, как ни в чём не бывало. Это мгновенное сворачивание и разворачивание мира (как окружающего, так и внутреннего) сопровождалось слабым приступом тошноты с последующим лёгким головокружением.
Впрочем, вполне вероятно, что данные симптомы были вызваны вовсе не манипуляциями Анюты с пространством и временем, а излишним количеством выпитого – пусть даже хорошего и французского – коньяка.
Что ж, подумал Егор, спасибо хоть на Земле…
По правую от него руку, за парапетом, сверкала на солнце серо-голубая шкура Атлантического океана.
Он сразу сообразил, что океан именно Атлантический, потому что отсюда, с набережной, ему отлично был виден остров Эллис со знаменитой на весь мир статуей Свободы. Свобода привычным жестом вздымала свой факел к затянутому облаками нью-йоркскому небу и, повернув голову, Егор увидел именно то, что и должен был увидеть: знакомые до оскомины по картинкам и фильмам громады небоскрёбов Большого Яблока.
– Надо же, – смущённо обрадовалась Анюта, – получилось!
– Почти, дорогая. Почти получилось, – не преминул поправить Егор. – Но вообще-то я тебе страшно благодарен, – когда бы ещё довелось побывать в Нью-Йорке?
– Так это Нью-Йорк?
– Ты будешь смеяться, но это таки Нью-Йорк.
– Красиво, – задумчиво констатировала Анюта. – Но меня тревожит мой промах. Это означает, что я ещё отнюдь не в форме. Но почему Нью-Йорк?
– А почему Марс?
– Это я как раз могу объяснить.
– Ну-ка, ну-ка… – Егор опустил стекло, с наслаждением вдохнул пахнущий морем и отработанным бензином воздух и закурил.
Ему было хорошо. Машина стояла у бордюра в разрешённом для стоянке месте (спереди и сзади он видел другие, точно также приткнувшиеся к обочине автомобили, чьи хозяева, облокотившись о парапет, любовались заливом), а вокруг бесчисленными стёклами небоскрёбов сверкала самая настоящая Америка, которая для русского человека всегда казалась не менее загадочной и притягательной, чем тот же Марс.
