Но вскоре махина стала понемногу разгоняться.
Пот градом тек со лба, противные капли катились по шее и спине. Мышцы вздувались, едва не рвались от напряжения. Ноги проскальзывали, несмотря на то, что под подошвами был сухой асфальт…
— Давай-давай-давай-давай! — доносился откуда-то сбоку голос Марты.
Шаг, другой, третий… Десятый… И вот мы уже бежим за набравшей обороты бобиной, с хрустом сминающей на своем пути мелкие камешки, щепки и прочий мусор. А под ногами остается черная змея кабеля…
— Стоп! Всё!
Крик заставил меня вздрогнуть и тряхнуть головой. Капли пота слетели с волос, я сбился с шага и остановился. Рядом притормозили разгоряченные мужики, глядя вслед катящемуся прямо по центру моста барабану с разматывающимся кабелем.
— Пошла, — выдохнул шашлычник.
— Не сглазь, — просипел рыжий.
Бобина стала забирать правее, я затаил дыхание. Сглазили!
Только бы не врезалась в машины раньше времени! Только бы прошла мост… Хрясь!
Катушка наскочила на выбоину, выровнялась и через несколько секунд скрылась из виду.
— Докатилась, что ли? — с надеждой спросил шашлычник.
— Ну, — отозвался рыжий. — Вон мы ее как раскочегарили-то.
Некоторое время висела тишина, нарушаемая только стрекотом кузнечика из-под моста.
— Давай, брат, — наконец, подбодрил меня шашлычник. — Если разведаешь путь и вернешься, героем будешь.
Он сказал это без иронии, и от простых слов повеяло холодом. В другой ситуации такая фраза прозвучала бы либо наивно, либо насмешливо. Сейчас — жутковато.
— Пошли, — сказала Марта и с трудом приподняла кабель. — Покажешь мне ту сторону.
— Я сам ее не видел, — буркнул я, закидывая рюкзак с сухпаем и тоже поднимая пыльный кабель. Ух! Тяжелый. — Дай-ка, вперед пойду. Если что случится, хотя бы вернуться сможешь.
— Если что-то случиться, никто не вернется, ни ты, ни я, — обронила Марта, вставая позади меня. — Но за благородный порыв спасибо, Макиавелли.
— Киселев я, — проворчал я и пошел вперед. — Не отставай.
— Йеп, командир, — отозвалась девчонка.
— Ну, кто что думает? — догнал голос рыжего. — Дойдут, не?
Мужики подхватили тему. Шашлычник предложил делать ставки…
Через минуту мы отдалились на приличное расстояние, гомон стих. Навалилась тишина. Мы с Мартой остались одни на мертвом мосту.
Я шел, ловя за хвост какую-то мысль, которую уже давно не мог поймать. В голове навязчиво тикало, словно напоминание о том, что я забыл проверить нечто важное. Нечто, обнаруженное еще в келье с блаженным Андреем. Но, как я ни старался, мысль с завидным упорством ускользала.
Сзади сопела Марта. Сосредоточенно, настырно, громко. Скрывая за мальчишеской бравадой обыкновенный девчачий страх.
Мы до колик боялись не дойти. Оба. Боялись задуматься, отвлечься, а потом вдруг — бац! — оказаться совсем в другом месте.
— А ты, видать, и впрямь ценишь свою… хм… женщину, — сказала Марта в спину. — Вон как скачешь, аж пар валит. Если честно, я ей даже чуть-чуть завидую.
Послышался нервный смешок.
Я не стал отвечать. Уже почти удалось поймать ускользающую мысль…
Под ботинком хрустнуло. От неожиданного звука внутри все сжалось. Я не увидел, почувствовал, как вздрогнула девчонка.
— Ложная тревога, — натянуто пошутил я.
Марта не ответила.
Мы пошли дальше.
Через минуту знакомо щелкнуло. Потянуло сигаретным дымом. Во дает! И где только успела новую пачку достать?..
Мысль, наконец, попалась. Вспомнил, что хотел!
Я резко остановился. Марта мягко врезалась в спину. Недовольно спросила:
— Чего?
— Проверить кое-что надо…
Я полез в карман, достал мобилу и посмотрел на аппарат. Новый. Без царапин. Со всеми буквами на логотипе. Будто и не был развалиной всего несколько дней назад. Словно каждый проход сквозь стену света возвращает его к жизни.
— Что там у тебя? — заглядывая через плечо, спросила девчонка. — Ух ты!
— Да это просто…
Я перехватил ее взгляд и осекся. Марта смотрела не на телефон. Она смотрела на полупрозрачное золотистое сияние, мерцающее за мостом.
Стена шла поперек Садового, вдоль берега реки.
— А говорили, яркая, — разочарованно протянула девчонка, когда первый восторг прошел. — Бледнота какая-то.
— Это отсюда бледнота, а ближе подойдешь — ослепит, — сказал я, убирая мобильник обратно в карман. — Двинули?
— Ну двинули.
Продолжая перебирать руками тяжелый кабель, мы пошли вперед, к золотистому свечению. Я смотрел на стену. Неужели это граница еще одного слоя? Что за ней? Птицы задом наперед летают?
От мысли стало неуютно.
— Дошли, — сказала Марта, выпуская из рук кабель. Обошла меня справа. — Надо же, сработал твой план, Макиавелли! А здесь эта хренотень и впрямь ярче светит…
Я не ответил, почувствовал опасность. Странно почувствовал, будто хребтом, будто шестым чувством. Будто вокруг что-то неуловимо изменилось.
— Вернись к кабелю, — негромко сказал я.
Марта стрельнула глазами, ответила:
— Если бы что-то могло случиться, оно бы уже случилось. Как только я…
Я предчувствовал беду, но совсем, совсем, совсем не оттуда, откуда она пришла.
Законам природы в этом месте уже было глубоко плевать на нас. А вот людям — нет.
Нас ждали. Скорее всего, они тоже пробовали перебраться через мост, и у них тоже не получалось. А когда прикатился барабан с кабелем, устроили засаду и терпеливо выжидали. Судя по тому, как проходила стена, эти люди оказались заперты между золотым свечением и рекой, из которой, по-видимому, тоже никто не возвращался. Они проснулись в загоне — на узкой набережной, между мертвыми автомобилями, редкими обветшалыми строениями и бесполезными зарослями.
И теперь те, кто не решился уйти через свет, ждали нас — голодные и озлобленные.
— Девку держи! — рыкнул здоровенный бугай в обносках.
Он выбрался из-за ржавого «форда», как гигантский паук, почуявший, что жертва увязла в паутине. Одного взгляда хватило, чтобы понять: здесь с нами разговаривать никто не станет. Здесь нас прибьют.
Марта при виде бугая не испугалась, наоборот — окрысилась. Схватила камень и без предисловий швырнула мужику в голову. Попала, но вскользь. Бугай взревел и ринулся на нас.
С другой стороны дороги подбирались еще трое — тоже драные, похожие скорее на обезьян, чем на людей.
— В стену! — заорал я Марте, которая собралась метнуть еще один камень. — Живо! В стену!
— В стену? — молниеносно обернулась она. В глазах девчонки мелькнул испуг. Не от вида четверых разъяренных голодных мужиков, а от мысли, что ей нужно прыгнуть в это золотое сияние. — Туда? Я… я не хочу… Я боюсь!
