— Патроны кончились, Джейсон. — Ари щелкнул затвором.
Я обернулся: к нам ползло не меньше сотни слизней. Нас просто раздавят.
В отчаянии я захлопал по себе в поисках оружия. Гранаты на груди! Нет, нельзя. Здесь, в пещере, они опасны для нас не меньше, чем для противника. Хотя…
Под ногами у меня лежало чье-то безжизненное тело; я закинул его поверх трупа перед Ари. Тот сразу понял.
— Там же раненые, Джейсон.
— Нам их так и так не спасти.
Он сжал губы, кивнул и подхватил другого мертвеца. За пару секунд мы выстроили баррикаду из человеческого мяса. Я перемахнул через нее, пригнулся и, по сигналу генерала, мы все сорвали с груди гранаты. Я замер: в памяти всплыло лицо Вальтера Лоренсена.
— Джейсон! — Пигалица влепила мне пощечину, выдернула чеку и первой метнула свою гранату. Мы метнули следом.
Пещера содрогнулась от грохота. Осколки зажужжали над нашими головами, как комары-переростки. Мы снова метнули гранаты, и еще, и еще, пока не израсходовали все. Эхо взрывов затихло, оставив только наше неровное дыхание, да завывания ветра снаружи. Я приподнялся и выглянул из-за изувеченных тел, спасших наши жизни. Мои перчатки тут же стали скользкими от крови. Пол пещеры походил на сплошное месиво из замерзающих на глазах крови и слизи. Из всего штабного батальона в живых остались только мы пятеро. Что если мы вообще единственные выжившие из десятитысячного войска?
Я отвернулся, согнулся пополам, упал на колени и отдал природе вчерашний ужин. Генерал Кобб присел рядом, положив мне руку на плечо.
— Я не могу, — простонал я, стирая со рта замерзающую слюну и борясь со слезами. — Я не выдержу!
— Пока выдерживал. Жаль, не могу тебе пообещать, что потом станет легче…
Генерал был прав. Легче не стало.
Морозным хмурым утром экспедиционные воска зализывали раны и готовились пережить новый день.
Генерал Кобб сидел на корточках перед входом в пещеру, похоронившую штабной батальон, и придерживал чемоданчик-голокарту на одном из камней. Прежние заседания штаба, которые мне приходилось охранять, проводились в конференц-зале, за длинным столом из искусственного дерева и с ординарцем, то и дело подливавшим офицерам кофе. Вообще-то сегодня было дежурство Пигалицы, но ее сейчас тошнило в сторонке.
Штабные офицеры расположились в неровный круг вокруг генерала. Значки почти у каждого на воротниках говорили, что их только-только произвели в командиры: здесь, на Ганимеде, это происходило быстро. От прошлого штаба остался один понурый полковник с перевязанной рукой. Он выжил лишь потому, что пошел проверять, как дела в другой пещере. Все его подчиненные погибли, и полковник, казалось, жалел, что не разделил их судьбу. Младшие офицеры, отобранные из других подразделений, стояли расхристанные, со съехавшими набекрень шлемами и расстегнутыми куртками. Для них вчерашняя ночь стала боевым крещением. Нас сильно потрепали, и это сказывалось.
Генерал оглянулся вокруг.
— Перво-наперво, всем заправиться.
Пустые глаза бессмысленно хлопали на него.
— Ну же, господа. Если мы будем выглядеть, как побитые собаки, то и сражаться будем соответственно.
Новоиспеченные майоры и капитаны вытянулись, поправляя форму. Я и сам застегнул расстегнутый карман и подтянул пояс. Почему-то сразу полегчало. Я глянул на остальных и увидел задор в прежде тусклых глазах.
Генерал удовлетворенно кивнул и обратился к одному из полковников:
— Какие потери?
Полковник до сегодняшнего дня был майором и еще не привык к должности начальника оперативного отдела. Он замялся.
— Штабной батальон пострадал сильнее всего, хотя некоторым пещерам досталось примерно так же. Мой батальон…
— Цифры, Кен, — мягко перебил его Кобб.
— На данный момент четыре тысячи боеспособных солдат.
Шестьдесят процентов потерь за первые сутки. Я отступил на шаг. На какой-то миг мне почудилось, что плечи генерала согнулись, но он уже командовал экс-майору:
— Перераспредели личный состав, чтобы выровнять батальоны. Какие-то батальоны придется расформировать. Растянем наши силы, конечно, но тут уж ничего не попишешь. Как только закрепимся в обороне, можно будет думать о наступлении.
Генерал повернулся к Говарду Гибблу. Форма Говарда все еще выглядела, будто ее только что вынули из стиральной машины; впрочем, для него это нормально.
— Говард, если эти мелкие мерзавцы больше не смогут застать нас врасплох, они от нас отстанут?
Говард наморщил лоб и шумно выдохнул.
— Вряд ли. Оно чувствует угрозу.
— Оно?
— Моя рабочая гипотеза. Мы уже прежде предполагали, что отдельные слизни объединены единым разумом, а события вчерашней ночи только укрепили меня в этой догадке. Ни малейших признаков страха или индивидуального мышления.
— Так к чему мне готовиться?
— К открытому нападению. Массивному и беспощадному.
— Тут им не поздоровится. Один вооруженный солдат может уложить сотни жалких червяков.
— Пока что мы этих самых жалких червяков сильно недооценивали. Когда Джейсон столкнулся с ними в снаряде, то видел и оружие, и защитные костюмы. Вчера они оставили свое снаряжение позади, так как оно не пролезло бы в щели. Не стоит снова ждать от них такой тактики. Разумней ожидать воинов.
— Все еще думаешь, они не умеют летать?
— Пока что не летали.
— Хорошо, — генерал показал на голограмму, — будем готовиться к защите от атаки через равнину. Надо полагать, для них вулканическая пыль не проблема. Как-то ведь они пробрались в пещеры.
Неподалеку четыре сапера склеивали стекловолоконное убежище. Бесполезное занятие: вечерние ветра сдуют его, как обертку от суши.
— Безопасны ли наши пещеры? — обратился генерал к Говарду. — Может, скользкие негодяи все еще сидят в тех трещинах?
Если сидят, то нам мало того, что негде будет спать, так еще и защитным периметром не уберечься.
Ни один слизень не одолеет пехотинца в открытой схватке, но им этого и не надо. Мы не посмеем сунуться в пещеры, где противник может атаковать когда угодно и совершенно не предсказуемыми силами, а ночевать здесь — верная погибель. Генерал Кобб задумчиво переводил взгляд с пещер, похоронивших тысячи пехотинцев и бесчисленное множество слизней, на Говарда.
— Нам нужны эти пещеры, Говард.
Тот развернул и отправил в рот никотиновую резинку.
— Если б это было так просто, как залепить жвачкой течь в ведре…
Настало беспомощное молчание, нарушаемое только руганью саперов, борющихся со стекловолоконными панелями.
— А может, — я прочистил горло, — может, и правда?
