Папа Римский, по заключениям экспертов, погиб мгновенно. Его машина хоть и была бронированной, но выдержать подрыв фугаса такой мощности не могла бы даже самая тяжелая армейская бронемашина. От самой машины почти ничего не осталось, эксперты собирали ее буквально по кускам в ангаре на базе ВВС.
Сделать все это тайно было невозможно. Тем более, сделать сербам; подняв данные муниципалитета, венские следователи выяснили, что дорога ремонтировалась, и не раз, заложить на одной из центральных улиц города бомбу такой мощности можно было только под видом ремонта дороги. Дело имело хорошие перспективы, вот только…
Правда уже никого не интересовала…
В этот же день, уже к вечеру, во многих местах Австро-Венгрии, особенно на Балканах, полыхнули массовые беспорядки. В тюрьмах начались бунты: хорватские заключенные, вооружившись всем, что под руку попадет, бросались на охрану, требуя пропустить их к сербам. Отряды граничар все как один собирались и уходили в карательные рейды на территорию с сербским населением – там местные жители готовили отпор. Вполне нормальные, «рукопожатые» в европейских столицах политические деятели Банства Хорватского выступали с предложениями вырезать всех сербов, от младенцев и до стариков, везде, где до них можно дотянуться. Все это говорилось под одобрительный рев толпы. В самом Аграме сербов не было, но усташи начали врываться в отели, искать православных, чтобы убить. Кого-то на самом деле убили. В аграмской гостинице зверски убили русских туристов, что послужило поводом к очередному обострению отношений и вводу в город армейских частей из Венгрии.
Произошедшее в ватиканской историографии получило название «Катастрофа».
Согласно зловещему предзнаменованию ирландского монаха Малахии, предпоследним в череде римских пап должен был стать некто, названный у Малахии под девизом «Торжество оливковой ветви». Оливковая ветвь издревле считалась символом мира, перемирия, в Ветхом Завете голубь принес Ною именно оливковую ветвь от самого Господа, показав тем самым, что Господь больше не в гневе и грехи искуплены. Германский Папа, принявший имя Бенедикта, показал себя именно таким миротворцем, в первой же своей пастырской поездке бесстрашно выступив на стадионе и призвав два братских народа, сербский и хорватский, к прекращению кровопролития во имя Господа. И погиб через полчаса на аллее, названной в честь палача сербского народа, доктора Анте Павелича, окропив мостовую своей кровью…
На очередном конклаве кардиналов впервые за три срока папства новым Папой был избран итальянец, Пьетро Антонио Салези ди Марентини, итальянский дворянин, викарный кардинал Рима. Про него Малахией было сказано: «А в конце времен на престол воссядет Петр Римлянин. При больших трудностях он будет пасти стадо свое. Потом град на семи холмах будет разрушен, и Ужасный судья свершит суд над всеми людьми». Никого из кардиналов пророчество не остановило.
Замки были сняты. Врата открыты. Впереди все силы ада.
Сентябрь 2013 года
Рим
Рим… Вечный город.
Рим видел многое, в его камнях, в мощенных камнем улицах центра сконцентрирована сама история человечества. Люди стремятся в Рим для того, чтобы прикоснуться к камням Колизея, еще теплым от крови разорванных на его арене христиан. Пройти по каменным улицам Рима, стараясь шагать так же твердо, как некогда шагали несущие империю за горизонт римские легионы. В эхе, гуляющем в узких улочках старого города, еще слышатся обличительные речи преторов. Сотни тысяч людей устремляются в этот город на семи холмах, чтобы прикоснуться к самой истории.
Увы… для тех, кто живет здесь, действительность не столь возвышенно-прекрасна. Старые дома неудобны для жилья, лестницы узки, кухни тесны, канализация нормально не работает – в некоторых местах канализационные трубы пущены прямо по внешним стенам домов и подтекают, в некоторых используется старая канализация Древнего Рима, так называемая клоака максимус. Для своего времени Рим был чрезвычайно продвинутым в градостроительных технологиях городом, но в двадцать первом веке можно было бы жить и получше. Старые дома было нельзя перестраивать – архитектурные памятники, вот и мучились римляне с этой античностью, оставленной на радость туристам.
Стефано ди Фаусти работал в Риме уже несколько лет. Он и был римлянином – его семья всегда жила здесь на протяжении по крайней мере шести поколений. Вот и Стефано, вернувшись из командировки в Итальянское Сомали, поселился в Риме, благо и работа его теперь тоже была здесь…
Стефано ди Фаусти работал в SIM[54] – итальянской военной разведке. Разведкой он занимался уже много лет, хотя никак не был похож на разведчика, как его представляют впечатлительные дамы. Среднего роста, с наметившимися залысинами и животиком, с простым, ничем не примечательным лицом. В разведке он делал карьеру примерно так же, как и большинство карьерных разведчиков. Курсы, потом двухгодичная работа в качестве стажера «подай-принеси-пошел вон». Потом еще одни курсы и назначение уже на должность аналитика при группе разведки и анализа информации при штабе колониальных войск в Итальянском Сомали. Карьера делается именно так: в Риме все должности уже заняты, если какая-то освобождается, то за нее идет жестокая грызня, в Триполитанию тоже не протиснешься, а вот в разорванном войной Сомали должностей хватает, тем более что они замещаются по ротации, потому что это зона боевых действий. И должности бывают разные – не обязательно на улицах, хотя в Сомали риск есть везде.
Он отработал два года аналитиком в группе, потом был переведен в Рим, где благополучно занял должность уже в аналитическом отделе – если он стал аналитиком и штатным сотрудником, то освободившаяся должность в первую очередь предназначалась ему.
Стефано ди Фаусти после окончания рабочего дня протиснулся через римские пробки на своем маленьком «Фиат-500», зарулил во двор. С раздражением выставил под стекло карточку… римский муниципалитет берет деньги даже за то, чтобы припарковать под окном машину[55]. Взял небольшой пакет… кейса или папки он никогда не носил, те документы, с которыми он работал, были запрещены к выносу из здания… в пакете были булочки и бутылка молока. Это он купил в магазинах, которые только после прихода к власти фашистов начали работать так, что спешащие домой люди могли зайти и что-то купить[56]. До этого приходилось тратить время обеденного перерыва, если ты холостяк и супруга не ходит по магазинам днем.
Сигнализация пиликнула, «Фиат» мигнул фарами. Ди Фаусти привычно осмотрелся по сторонам… приобретенные в Сомали привычки уходили с трудом, там идешь-то как по минному полю, а здесь Италия, Рим… тишина и покой, если не считать мопедов и мотоциклов, назойливо жужжащих и воющих с утра и до самой поздней ночи.
Пистолета у Ди Фаусти тоже не было. В Сомали он постоянно носил с собой старый «браунинг-7,65», здесь пересилил себя и перестал его носить, хотя попервоначалу чувствовал себя как голым, особенно ночью, во дворе. Но пересилил себя – цивилизованные синьоры пистолет не носят…[57]
Дверь поддалась привычно тяжело, света не было – опять где-то замыкание, пробки вышибло или что-то в этом роде. Чинить, конечно же, не дождешься, domani… dopodomani…[58] любимые фразы коммунальщиков. Здесь жили не спеша и со вкусом…
Пробравшись по лестнице и наступив на хвост притаившейся во тьме кошке – кошак заорал так, что сердце в пятки ушло, – он наконец-то добрался до запертой двери. Дверь была высокая и узкая… дом постройки тысяча девятьсот десятого года, сто лет ему – и до сих пор в нем не было капитального ремонта. Придерживая коленом пакет с продуктами, он достал ключи, вставил в замочную скважину, навалился на дверь – иначе не откроешь. Дверь поддалась, правда, со второго раза, он зашел, запер ее, включил свет и…
В себя он пришел в ванной… связанным по рукам и ногам. Ванная была небольшой… все в этой квартире было небольшим, ванная была теплой… уже остывала. Свет горел, и рядом с ванной стоял человек… ди Фаусти сморгнул, потому что горящая лампочка была как раз за его затылком, и из-за этого он не мог видеть его лица… просто черный, скорее темный силуэт. Но он догадался, кто это…
– Паломник?! – враз пересохшими губами вымолвил он.
Если бы он мог, он бы нырнул под воду. Но ванна была слишком мала, она была сидячей, и он в нее едва вмещался.
– Привет, Стефано…
Да… Паломник. Голос почти не изменился.
Черный силуэт поднял руку, и в ней что-то пронзительно зажужжало… Неприятно зажужжало…
– Не я! Это не я!
В руке Паломника была бритва. Электрическая бритва, включенная в сеть.
– Не ты, Стефано?
