я знаю почему она не работает?! Может, срок годности вышел?
Лорд зарычал, сильно закашлялся, вытер появившуюся слюну дрожащей рукой и просипел:
— Ты не тот, что был прежде, но я всё равно выбью из тебя все ответы. Ребята, покажите ему, что такое боль, но не убивайте. Он мне ещё нужен.
— Эй, я ничего не знаю! — выкрикнул я в спину Пена, который развернулся и выкатился из камеры. — Что ты сделал с моей спутницей?! Где она?!
Мерзкий старикашка ничего мне не ответил. А два его крупногабаритных прихвостня радостно улыбнулись. У меня же ком встал в горле, в ожидании побоев. И они незамедлительно последовали. Я не стал унижаться до мольбы и просьб не бить меня. Ясно ведь, что эти козлы не ослушаются приказа лорда. Им самим в радость забить до полусмерти беззащитного человека. Посему я скрючился в позе эмбриона, стараясь прикрыть голову ладонями, а локтями почки.
Били они меня от души. Ногами. Хрустнул нос, затрещали рёбра, во рту появился солоноватый привкус крови, а перед глазами вспыхивали снопы искр. А эти уроды лишь всё больше распалялись. Даже сняли пиджаки и продолжили активно забивать меня. Их рубашки пропотели. Появился кислый отвратительный запах, а затем блаженная тьма накрыла меня, спасая от боли.
На сей раз меня не посещали никакие видения и сны. Я просто провалялся без сознания некоторое время. А когда с трудом разлепил правый глаз, то увидел, что мою камеру заполнил серый сумеречный свет. Левый глаз совсем не открывался. Он заплыл весьма качественно. Даже прикосновения к этой части лица вызывали жуткую боль, хотя, казалось, что я весь превратился в кусок мяса, который варили в раскалённом масле.
Всё же мне удалось с трудом подняться на ноги и посмотреть на окно. Оно было под самым потолком, но если схватиться за решётку, то можно подтянуться. Я собрался с силами, ухватился руками за холодные стальные прутья, загромыхал цепями и сумел подтянуться, застонав от боли.
За мутным толстым стеклом скрывался внутренний двор с каменным бассейном, из которого вырастала мраморная статуя женщины. Вокруг стояли небольшие скамеечки, лежала брусчатка и поблёскивали стеклом узкие, небольшие стрельчатые окна, забранные решётками.
Тут силы оставили меня. И я почти рухнул на пол. Но главное мне удалось узнать. Я в каком-то монастыре или клинике вроде психиатрической. Архитектура этого строения весьма напоминала подобные учреждения. И вряд ли кто-то мне здесь поможет, даже если я буду орать до посинения. Мне вряд ли даже удастся выбить стекло. Оно находилось в двадцати сантиметрах от решётки. А между прутьями моя рука еле-еле пролезет. Да и на кой чёрт мне бить стекло?
Внезапно за дверью раздались размеренные шаги. Я тотчас свернулся в клубок на матрасе, стал размеренно дышать и не до конца смежил веки единственного здорового глаза, дабы украдкой наблюдать за дверью.
Шаги меж тем несколько раз прекращали звучать и тогда раздавался скрежет железа, словно кто-то открывал крохотную дверцу.
Вскоре шаги остановились возле моей камеры, и в двери, на уровне колен, открылась небольшая створка. Я увидел волосатые руки, которые бросили на пол жестяной поднос с чашкой какой-то грязи и двумя корками ржаного хлеба. Следом створка закрылась. И мужик продолжил разносить ужин.
Похоже, я на этом этаже далеко не один. У меня есть соседи. Причём тихие соседи. До моих ушей не доносились проклятья или просто какие-то голоса.
Есть мне не хотелось. Да и грязь, оказавшаяся гречневой кашей, аппетита не прибавляла. Но воды из ведра я хлебнул. Она была холодной и отдавала ржавчиной. Но жажду утолила.
Воспользовался я и дыркой в полу. А потом уселся на матрац и стал думать над побегом. Хмурился, пыжился, гонял по кругу мысли, но пришёл к неутешительному выводу, что сбежать отсюда архисложно. На мне цепи, а пленители поголовно в очках. Мне нужно сорвать очки, чтобы подчинить их. А кто мне это даст сделать? У меня может получиться такой финт ушами только ежели человек будет один. Но вряд ли стоит на это рассчитывать.
Хотя… а что если разыграть припадок? Вдруг какой-нибудь надзиратель заглянет в мою камеру, дабы проверить, что стряслось с ценным заключённым?
Идея, конечно, довольно наивная, но больше мне ничего в голову не пришло, поэтому решил действовать.
Я улёгся на матрац и принялся жалобно стонать. Мои стоны становились сильнее и жалобнее. В какой-то миг мне самому стало себя жалко. А из соседних камер вдруг начали доноситься странные звуки. Мои уши едва-едва улавливали их. Они были приглушены толстыми дверьми и расстоянием. Но я всё-таки разобрал, что эти звуки напоминали то ли шипение, то ли рычание. Однако не могут же меня держать рядом с дикими зверьми?
Между тем по коридору загромыхали шаги. И спустя несколько секунд в моей двери открылось уже другое окошко. Оно находилось чуть выше уровня груди. В этом окошке появилась толстощёкая физиономия с носом-картошкой, толстыми губами и глазами, скрытыми очками сварщика.
— Чего стонешь? — поинтересовался незнакомец грубым голосом, который сразу отбивал всякую охоту стонать. Но я продолжил усердно стонать и подвывать. Тогда мужик гневно рыкнул: — Заткнись, иначе я тебя так отделаю, что кровью ссать будешь!
Меня его угрозы не остановили. Стоны продолжали оглашать камеру. Мужика они заставили испустить ещё несколько ругательств, а затем он нехотя спросил:
— Что болит? Говори.
Я молчал, а мои руки красноречиво обхватывали живот. Посему незнакомец раздражённо пробурчал:
— Опять Грег говна наварил, а нам отдуваться.
Нам? Я сперва не понял о чём он. Но когда мужик открыл дверь, то в коридоре обнаружился ещё один надзиратель в очках. Он сразу же навёл на меня ровно такое же оружие, которым владел шофер, выстреливший в меня и маркизу в таксомоторе.
Второй мужик весьма профессионально прошмыгнул в камеру, держась возле стеночки, дабы не перекрывать линию стрельбы.
Тьфу. Кажется, мой наивный план стремительно рушится. Если даже я сдеру очки с вошедшего в камеру незнакомца, да ещё каким-то чудом за несколько секунд сумею подчинить его сознание себе, то второй чёрт незамедлительно нажмёт на спусковой крючок. И меня снова будет ждать потеря сознания. Гадство. Но раз уж эти черти тут, то надо бы попробовать выжать из этого максимум. Они вроде не выглядят живодёрами. Просто грубые люди из низов. А это не значит, что у них нет чувств.
— Помогите… — тихонько простонал я, вроде бы находясь где-то на границе между реальностью и бредом.
— Сейчас. Открывай рот. У меня пилюля есть. Мигом брюхо отпустит, — проговорил надзиратель и склонился надо мной. Притом, действовал он весьма опасливо, словно пытался помочь раненому дикому зверю. Кажись, лорд Пен
