— А что с гардемарином дальше было?
— Про самого молодого командора тут же сняли фильм и раздули огромную агитационно-патриотическую компанию. Только гардемарин-командир всё время сторонился камер и публики. Хотя она, публика, его боготворила и носила на руках.
Всех оставшихся в живых с "Дофина" без исключения наградили специально выпущенными только для них орденами. А малышу кинули ещё и высшую степень…
Кстати, в Адмиралтействе потом все его командирские действия подвергли тщательнейшему анализу и признали, что хотя иногда они (эти действия) и были совершенно безрассудными, но без сомненья, единственно правильными в той ситуации.
— Большой экипаж был на "Дофине"?
— Около семисот человек.
— А сколько осталось?
— Ровно столько, сколько выпустили орденов. А орденов выпустили всего тридцать три. И это вместе с гардемарином. Сказать имя гардемарина?
— Не надо. Его звали Лок Крейц.
20.
На подходе к Саленте командир приказал всем принять "человеческий облик", и сделать у доктора прививки на предмет адаптации и др. А через полчаса уже проводил инспекцию людям и кораблю. Пройдя весь корабль из конца в конец, и оставшись довольным, он, наконец, сел в своё кресло и приняв излюбленную позу, теперь лишь изредка поглядывая на приборы. Вокруг него происходило то, что и вчера, и позавчера и год назад: профи делали своё дело — стояли вахту. Наконец выйдя из задумчивости, Лок поднял глаза на второго помощника:
— После того как задокуемся и выполним все формальности, можешь считать себя в увольнительной на семьдесят два часа. Я всю рутину беру на себя. Меня на Саленте всё равно никто не ждёт.
— Спасибо, сэр, — Тильс не смог скрыть радости.
— Ох уж эти влюблённые, — не поворачивая головы, пробурчал, ухмыляясь Элия.
— Я думал, что уже никогда и ничему не удивлюсь на этой лодке, но… — адмирал беспомощно смотрел на офицеров, — скажите мне, пожалуйста, кто может ждать Рика на планете, которую он ещё даже и не видел живьём?
— Два старбота встречным курсом, — бархатистый голос Сьюу не докладывал, а доносил до сознания, — цели резко идут на сближение.
— Поднять флаг Саленты! — Лок не изменил позы.
— Позвольте мне, — адмирал, опережая возможные вопросы, бросился к компьютеру и быстро что-то вызвал на экран, немного полюбовался, наклоняя голову под разными углами, — можете высвечивать.
Вахтенный сигнальщик тут же передал ночное творение салентийца на усилители верхней палубы "Касатки".
— Ну и что, — бортинженер разглядывал дебют флага ВКС Свободной Республики, — что это за народное творчество?
— Бело-голубое поле это, я надеюсь понятно всем?
— Ну, да, это бело-голубая планета.
— Маленькая фигура касатки в центре, это символ ума, ловкости, силы, невидимости и тд. Млекопитающее не знающее себе равных, и которое не может жить без двух стихий. Одновременно это название первого корабля, основы основ наших ВКС.
— А одноногий-то тут зачем?
— Опасность, предвидение и недоговорённость.
— А почему они перекрещиваются, касатка и одноногий??
— Потому, — не выдержал штурман и пояснил вместо адмирала, — что моряк стоит, а касатка плывёт. Они вечно пересекаются. Тут такой во всём мощный тройной, если не более смысл… Браво адмирал!
— А я, — вставил оружейник своё понимание, — сначала подумал, что касатка, этому в треуголке, ногу оттяпала.
— И так тоже неплохо…
— Что там на старботах? — Лок прервал обсуждение.
— Пристроились по бокам. Толи конвоируют, толи почётный эскорт.
— Мне сейчас совсем другое интересно: на старботах-то так же хорошо в этом флаге разобрались, как мы сейчас, или наш адмирал и им должен всё сначала объяснять?
— Насчёт понимания — не уверен, а вот входные огни включили, — Тильс вращал рукояти перископа.
— Мы с братом договорились, — адмирал почему-то очень волновался, — если всё будет в порядке, я высвечу бело-голубой флаг с произвольным рисунком. Главное, что бы фон был бело-голубой…
— Что, и тогда, нас не тронут?
— Да! Если только над доком будет гореть два синих, два красных, два жёлтых и два чёрных, с белым ободком, как при затмении солнца. И все эти огни должны быть в форме ромба.
— Понял, ищу, — Рик медленно проворачивал шарнир.
— Штурман сколько, до посадки?
— Восемь минут, если конечно не будем за…
— Не будем! Заходить на орбиту не будем. Ресурс не позволяет. Бортинженер?
— Так точно — не позволяет. Дай бог, на посадку бы хватило.
— Рик, ты видишь порт?
— Угу.
— Какой из доков наш? Только не говори, что крайний.
— Но он действительно, крайний. Над крайним правым доком горит ромб и именно с теми огнями.
— Всё, теперь и я вижу — к нему сейчас включили световую дорожку.
— Старботы отвалили.
— Мач, тебе вверяем самое дорогое…
— Не волнуйтесь командор. Я посажу вас, как ящик с яйцами.
— Давай, родной!
— Командир, уже не надо! Они подхватили, и ведут нас.
— А зелёный, — у адмирала от волнения дрожал голос, — зелёный, в центре ромба вы видите?
— Нет! Нет зелёного в центре.
Салентиец поражённый этим известием сел. Все быстро переглянулись.
— Что адмирал, если в центре нет зелёного, то не всё в порядке в королевстве Датском?
— Где не в порядке??? — Салентиец тут же оставил свои переживания.
— Есть зелёный!!! И как раз в центре!
— По рубке пронёсся вздох облегчения.
— Всё, — констатировал Крейц, — конец рабочего дня. Так: парадную белую форму, сверху универсальные, мягкие скафандры, а через десять минут построение на верхней палубе. И что бы при всех орденах и регалиях были!
— Есть, сэр!!!
Лодка медленно втягивалась в док, плывя в центре гигантской, высвеченной лазерным эффектом, голограммы флага — пересекающихся Сильвера и касатку, на бело-голубом фоне. Чёрный от вечных перегрузок и космических скитаний корпус корабля почти не давал бликов, и потому казался среди весёлых разноцветных сигнальных огней дока, посланцем тьмы. На верхней палубе с обеих сторон от рубки стояла прерванная короткой волной в центре, белая шеренга личного состава. Пиком же этой короткой волны, над рубкой возвышалась двухметровая фигура адмирала.
"Касатка" прошла ворота дока, и они с шипением закрылись. Тут же взвыли насосы, нагнетая воздух в замкнутое теперь пространство. Всё пришло в движение. Портовые механизмы приступили к стыковочным работам. Под потолком бокса вспыхнул огромный экран и на нём всё также двигался в праздничных огнях, чёрный силуэт лодки. Изображение стало быстро увеличиваться, и вот уже ненадолго задерживаясь на каждом космонавте отдельно, побежало вдоль белого строя скафандров. Однако в этот момент всё затянуло туманом испарений. Сквозь это молоко кто-то под шлемами скафандров произнёс:
