Ознакомительная версия.
Крепкий от природы Сенин организм сопротивлялся губительному воздействию этой опиатной гадости долго и очень упорно. То есть настолько упорно, что Семён, в отличие от подавляющего большинства наркоманов, мог много лет вести практически нормальную жизнь: работать, любить женщин, дружить с мужчинами и радоваться окружающему миру. Но всё кончается, и настал момент, когда Сеня понял, что пора завязывать. Совсем и навсегда. Однако в Москве или в Питере, где его со всех сторон окружали такие же конченые любители «кайфа по вене», что и он, сделать ему это не удавалось. Да и не могло бы удаться по определению. Оставалось одно – уехать. И Сеня, чей природный инстинкт самосохранения оказался, к счастью, сильнее его пагубной привычки, уехал. Уехал в Ростов-на-Дону, где у него были старые, ещё по Питеру знакомые друзья-художники. Конечно, алкоголики. Но отнюдь не наркоманы.
Собственно, друзья были на самом деле коренными ростовчанами, а в Питере они просто учились на художников и скульпторов в знаменитой Мухинке, где Сеня как раз тогда подрабатывал натурщиком (телосложением он, как уже было сказано, отличался отменным).
Приняли Сеню радушно. Отпоили хересом, портвейном и водкой с пивом, познакомили с кучей разного полезного народа и в конечном итоге пристроили на лето в Танаис, где директору музея-заповедника Валерию Фёдоровичу Черемше давно был нужен хороший фотограф за небольшие деньги.
Зимой в Ростове, летом в Танаисе – так Семён прожил три с лишним года. За это время он полностью излечился от наркомании (среди ростовской художническо-писательской богемы, с которой Сеня по преимуществу общался, употреблять наркотики было не принято), окреп и стал, что называется, настоящим ростовчанином, чему, впрочем, успешно способствовал его от природы бойкий характер.
Наверное, так бы Семён Ивашевский и остался в Ростове-на-Дону ещё на несколько лет, а, может быть, и на всю жизнь, если бы его мама, родная тётка и двоюродная сестра с мужем не эмигрировали неожиданно из города Харькова в Америку и не позвали его за собой.
Сеня купил пятнадцать бутылок хереса производства Новочеркасского экспериментального винзавода и задумался. Думал он долго – две недели. За это время общее количество купленного и выпитого хереса возросло до сорока бутылок (не считая других горячительных напитков), а весь прогрессивный Ростов успел в подробностях и не единожды обсудить тему эмиграции вообще и Сениной эмиграции в частности.
То ли донской херес так подействовал, то ли неизбывная Сенина тяга к перемене мест и пример родственников, а, скорее всего, все вместе, но кончилось дело тем, что на шестнадцатый день раздумий Семён Ивашевский похмелился крепким чаем, заваренным с добавлением чабреца в родниковой воде, расцеловался с друзьями и любимыми женщинами, сунул в рюкзак свой «Никон», смену белья и чистую рубашку, купил билет и уехал в город Харьков.
А ещё через три с половиной месяца раздался звонок из Нью-Йорка…
Егор курил, смотрел на Статую Свободы и слушал длинные гудки, доносящиеся из динамика радиоприёмника.
Никого нет дома, думал он. Скорее всего, именно так и должно быть. С какой стати ему сидеть дома? А с другой стороны, с какой стати ему дома не сидеть?
И тут гудки прервались, – на другом конце линии кто-то снял трубку.
– Алло, – осторожно сказал Егор и машинально повернул регулятор звука в радиоприёмнике вправо.
В трубку молчали, но Егор отчётливо слышал чьё-то трудное дыхание.
– Сеня, это ты?
– А это кто? – подозрительно осведомился невидимый собеседник Сениным голосом.
– А ты угадай, – весело посоветовал Егор.
В трубке встревожено засопели.
– Слушай, – в голосе Семена зазвучала какая-то совсем не понравившаяся Егору усталая обречённость. – Я же сказал, что не хочу этим заниматься. Отстаньте вы от меня, а? В городе Нью-Йорке полно фотографов и…
– Стоп, – перебил Егор. – Сеня, тормози. Ты с кем говоришь?
– О, господи… Егор?!
– Ну, наконец-то.
– Старик, ты откуда звонишь?!
– Ты не поверишь, – во всю улыбаясь, сообщил Егор, – но я нахожусь на берегу Гудзонова залива. Так что одесную наблюдаю я статую Свободы инженера Эйфеля, ошую же – непосредственно город Нью-Йорк. Впечатляющее зрелище, старик, должен тебе сказать!
– Обалдеть… Между прочим, Эйфель сделал только каркас для статуи Свободы, а скульптор был другой.
– И кто же?
– Не помню, блин! – радостно признался Сеня. – Но это сейчас не важно. Ты на колёсах?
– Ну не на игле же… Шучу. На колёсах, Рыжий, на колёсах. Ещё на каких!
– Охренеть… Приехать сам сможешь или лучше мне подскочить?
– Доберусь, – усмехнулся Егор. – Ты только дорогу до своего Бруклина объясни, а я по карте доеду. Сам же дуй в ближайшую винную лавку и готовься к встрече друзей. Я бы и сам взял да местной географии не знаю.
– Сейчас состоится встреча друзей! – с готовностью процитировал фразу из давней пьесы Л. Петрушевской Семён. – Значит, слушай внимательно… Погоди, ты ведь первый раз в Нью-Йорке. Ты точно уверен, что доберёшься? Видишь ли, этот город…
– Да доберусь я! – засмеялся Егор. – У меня, Сенечка, есть бортовой компьютер и в нём – карта улиц Нью-Йорка. Я введу необходимые данные, и он проложит оптимальный маршрут. И все дела. Но ты все равно расскажи дорогу, потому что машина есть машина, сам понимаешь.
– Фантастика. Ты – и на машине с компьютером… Пока сам не увижу, не поверю. Все, слушай и я действительно побегу в винную лавку, а то в холодильнике и баре пусто, как в осенних гнёздах…
Егор ехал по Нью-Йорку, держа руки на руле только для проформы, – Анюта сама выбирала маршрут и режим передвижения.
Машина двигалась в общем потоке нью-йоркского транспорта, ни чем особенным не выделяясь, – за пять минут Егору на глаза попались три или четыре автомобиля марки «Фольксваген Гольф», отличающихся от теперешнего облика Анюты только цветом кузова.
– Кстати, – поинтересовался Егор, глядя на карту города, светящееся изображение которой Анюта вывела прямо на ветровое стекло, где себя обозначила движущейся ярко-оранжевой точкой. – Я не спрашиваю, каким образом ты выводишь прямо на стекло карту, – говорят, на современных истребителях тоже вся информация выводится прямо на стекло кабины. Но скажи мне, пожалуйста, откуда ты черпаешь такое сумасшедшее количество энергии?
– – Кто, я?!
– Ну не я же. Один нуль-переход с Марса на Землю чего стоит. А все эти твои трансформации? Откуда огонь и дровишки, подруга?
– Какие ещё дровишки? – с подозрением спросила Анюта.
– Ну как же… «Фольксваген Гольф», как мне доподлинно известно, будет побольше «копейки» размером. И наверняка тяжелее. А нас ещё великий дядя Ломоносов научил, что если где-то чего-нибудь убавится, то в другом месте обязательно прибавится. И наоборот. Колись, где взяла материал, чтобы стать «Фольксвагеном»?
Ознакомительная версия.
