Ознакомительная версия.
Сейчас он утешал себя лишь тем, что недолго осталось. Хотя с чего он взял? Может, камера — это еще не конец, будут еще и уговоры, и угрозы… Впрочем, сомнительно. Они же рационалисты. В чем — в чем, а в здравом смысле им не откажешь. Прямо-таки сверхчеловеческая логика. Вот именно, что сверхчеловеческая. Стало быть, и нечеловеческая. Чья же тогда? Впрочем, эта мысль уже была. Видно, все вертится по кругу.
Он встал и прошелся по камере. Болели ноги, подташнивало, а перед глазами плыли дрожащие синие огоньки. Наверное, поднимается температура. Как и той ночью, на Центральном Пульте. Сергей до сих пор не мог понять, что же с ним тогда случилось.
Он сидел в черном кожаном кресле, перед глазами мутно светился дисплей, и нужно было задать объектный пароль: курсор назойливо мигал, ожидая ввода. Все стандартные уловки не дали ничего, и загрузочный модуль оказался нераскрываемым — он был даже блокирован от просмотра. А время текло, в любую минуту могли наведаться Санитары. Может быть, и Костик уже в их лапах?
Нет, с чего бы это? Пока что ничего не случилось, Белый еще не начал действовать. Костик сейчас спокойно спит в палате, во сне вырастая из Временного Помощника в Постоянного. Никто его ни в чем не подозревает, на кой шут он сдался ярцевскому ведомству?
Но Сергей вдруг отчетливо, до боли в глазах увидел, как чьи-то крепкие, поросшие рыжим волосом узловатые руки хватают мальчишку, заламывают локти. Как веселые, розовощекие сотруднички лупят его ботинками под ребра, и те трещат — много ли надо пятнадцатилетнему пацану? А после его вяжут или надевают наручники, матерясь и подгоняя пинками, тащат в гнилые подвалы Санитарной Службы.
От этой картины у Сергея закружилась голова, мышцы сжались, готовые бросить его туда, во тьму, на помощь Костику. Но что он мог? От ощущения собственной слабости его даже затошнило. А потом вдруг заболела голова, да так, что перехватило дыхание. Казалось, кто-то сдавливает виски огромными щипцами, и натужно трещит, раскалываясь, черепная коробка.
Воздух перед глазами задрожал, заплясали в нем какие-то мелкие, переливающиеся всеми цветами радуги пятна. И все громче становился звон в ушах, и жаркое облако обволакивало голову. Мелькнула было мысль: не вовремя как заболел! Но тут же растаяла, потому что уже иное ломилось в мозг. Что-то расплывчатое, непонятное, какая-то странная пустота, но вокруг пустоты почему-то сгущалось сознание. Мутная, склизкая пленка затягивала мир, но сквозь нее постепенно просачивались образы.
Два. Синяя двойка с лебединой шеей на бескрайнем ледяном поле. Четыре. Желтые тигриные глаза, шершавый розовый язык, и снежно-белые, словно отдраенные зубной пастой клыки. Один. Дерево под ветром, готовое то ли рухнуть, то ли, вырвав из промерзшей земли свои корни, улететь в низкое дождливое небо. Девять. Медовый пряник, обернутый в старую газету, что мама принесла из магазина трехлетнему Сережке. Буква «A» — покосившийся телеграфный столб, обвисшие провода, словно бесконечные змеи. И три семерки — огромный, влажный, залитый желтым утренним солнцем луг.
А все вместе — «2419A777».
Сергей, затаив дыхание, набрал это на клавиатуре. Пальцы плохо слушались, не хотели гнуться, каждой движение, казалось, тянется тысячу лет. Но сразу после нажатия последней клавиши на экране возникла табличка: «Объект РС-15. Вход разрешен». Он очутился на том самом, трижды секретном диске.
Дальнейшее было элементарным. Через две минуты от программы РС-15 не осталось и следа. И сразу же мир вернулся в обычное свое состояние. Голову отпустило, смолк пронзительный звон, растаял жар. Сергей вновь чувствовал свое тело — здоровое, сильное, готовое драться за Костика с кем угодно.
Сейчас Костик, наверное, уже вернулся в Натуральный Мир. Если так, значит, был смысл во всем этом. Да и в предстоящей казни. Только вот по большому счету жизнь все равно прожита зря.
Но почему? Когда же впервые искривилась линия его судьбы? Не запрограммировано же все было… Слишком уж глупо оказалось бы… Значит, имела место ловушка. И когда же та сработала? Наверное, задолго до Старика. Старик и его компания пришли на готовенькое. Как крысы, объедающие труп.
А ведь отсчет пошел еще тогда, с Ленки. Потом, конечно, все заросло тканью времени, и даже иногда казалось, что было это с кем-то другим, в каком-то затрепанном старом романе.
Но сейчас душу вновь обдало горячей волной. Как же он тогда перетрусил! Это был животный, пещерный страх. Ведь если логически разобраться, что ему грозило? Смерть? Тюрьма? Неизлечимая болезнь? Да ни фига. Ну, накрылась бы аспирантура, повисло бы под вопросом московское распределение. И все. Ну, конечно, нервотрепка та еще. Скандал, по выражению классика, получился бы свинский. Если бы, конечно, она пошла в деканат искать правду. Точнее, сама бы не пошла, но поплакалась бы подругам. Поревела бы в жилетку, как это у них, у девчонок, водится. А дальше колея накатанная. Подруги у нее боевые. Вступились бы девицы-красавицы за поруганную Ленкину честь. Как будто ей от этого стало бы легче! Все равно жениться никто бы его не заставил, не те уже были времена.
Сейчас-то все видится иначе, но тогда… Как же он наложил в штаны! Чуть кондратий не хватил. И целую ведь неделю глотал таблетки. Грыз димедрол в зверских дозах, глушил водку, хотя уже тогда она была ему противна.
И что хуже всего — пришлось делать вид, что все путем, улыбаться, изображать примерного дипломника, шутить, ржать над анекдотами, смотреть кино и жевать пломбиры.
Вдобавок еще и гулять с Верочкой. Гулять и бояться, что та уловит что-то. Не узнает, нет — он принял меры, но почувствует. И встанет между ними гулкая такая фанерная перегородочка, от которой никогда уже не избавиться, чем бы у них ни кончилось. Даже если бы дело увенчалось свадьбой, счастливой семейной жизнью — они все равно натыкались бы на эту стенку. И ничего путного не вышло бы из брачной затеи… Но Верочка, впрочем, ничего не узнала и не уловила. Чуть больше полугода исполнилось их роману — и в Верочкино поле тяготения внесло бравого лейтенанта Сашу. Черные усы и южный говор. Сейчас уже, наверное, майор. А то и полковник. У них двое детей, квартира в центре, дачный участочек в Покровке… Когда Верочка упорхнула в лейтенантские объятия, Сергей даже почувствовал стыдливое облегчение. Кончилась глупая игра, и он остался хоть и раненым, но свободным. Так ему, во всяком случае, казалось.
А в деканате скандала не было. Если уж вспоминать, так до конца. Потому что был еще один звонок. Самый позорный. На этот раз он сам набрал непослушными пальцами Ленкин номер.
Сейчас он уже не помнил своего жалкого бормотания. Лишь нервную чечетку, что сами собой выстукивали тогда пальцы по стене, забыть было невозможно. Как и те прощальные Ленкины слова:
Ознакомительная версия.
