— Теперь аккуратнее, — сказал Ярослав, вновь обретший офицерские нотки.
— Зачем? — осведомился Фрэнсис. — Если верить Кире, вас только на КПП начали пасти.
— Затем, — отрезал Ярослав. — Откуда я знаю, что тут с прошлого раза случилось?
Камерунец не нашелся с ответом, снял с плеча лук, наложил стрелу и пошел чуть сбоку, внимательно повертывая головою.
— С первой стрелы снимешь йети? — не удержался Антон.
Негр испепелил его взглядом и сплюнул с досады.
Вдали показался бетонный забор аэродрома и накренившаяся, как и говорил Киря, коробочка КПП.
— Вроде всё как и раньше, — пробормотал Ярик.
— А ты думал, йети тебе свой флаг вывесит? — опять съехидничал Антон.
— Достал ты, дядя, — вздохнул Ярик.
Бетонка аэродрома выглядела не в пример лучше заброшенных шоссе. Все же покрытие клали на славу, профессионально — ни деревца не проросло, только волдыри да трещины. Чуть дальше, в самом деле, на полосе стояли маленькие грязно-белые самолеты и пара вертолетов тоже явно не боевого вида. Большие ангары с металлическими крышами и железобетонными стенами выглядели внушительно, время на них почти не отразилось.
— Вон там череп лежал с костями, — указал Ярослав. — А вон башня диспетчерская.
— В башню нам не надо, а вот в ангаре, ты говорил, ящики, — сказал Фрэнсис.
— Ну, идемте.
Странно, но никакого «скрадывания», о котором говорил Киря, Антон не ощутил. Просто неприятное чувство заброшенного огромного комплекса, построенного людьми.
Двери ангара были открыты, внутри стоял еще один самолет. Полуразобранный, как и говорил Киря: капот двигателя открыт, пропеллера нет, одно крыло и то снято. У стен громоздились ящики.
— По-моему, не этот ангар, — наморщив лоб, сказала Лариса. — Но давайте посмотрим.
В ящиках оказались какие-то детали с маркировкой «Як».
— Не то, — заявила Лариса.
— А вот тут череп лежал, — повторил Ярослав, когда они подошли ко второму ангару. — Внутрь мы уже не ходили, только диспетчерскую обыскали.
— Сейчас черепа нет, — довольно глупо заметил Антон.
Фрэнсис осторожно подошел к ангару, посмотрел на запоры.
— Открыто, — сказал он.
— Надо бы кого-то оставить на страже, — наконец-то заволновался Ярослав.
— Ну так и оставайся, — сказала Лариса.
В ангаре номер два стояли только ящики и коробки. Самый большой ящик имел яркую маркировку Honda R&D America.
— Вот! — завопила Лариса, в буквальном смысле подскакивая на месте и тыча пальцем в ящик. — Вот оно! Это станция! Зарядная станция!
— Не ори, Лара, — велел Фрэнсис. — Сейчас не только йети, но и те сюда сбегутся.
— Не, ну это правда зарядная станция!
— Лар, — примирительно сказал Антон, — станция — это хорошо, но без дирижабля как-то бессмысленно.
— А дирижабль должен быть в третьем ангаре, — убежденно заявила Лариса, сверкая глазами.
Черт побери, там-то он и оказался. Более того, почти собранный. Гондола на колесах стояла посередине помещения, немного запылившаяся, но все равно какая-то… какая-то первозданная. Антон просто не нашел другого слова. Белоснежная, обтекаемая, явно не гнилая.
Лариса тем временем бросилась к ящикам и контейнерам, стоявшим у стены, как и в первом ангаре.
— Оно! Здесь баллоны! — закричала девушка, стукнув кулаком по фанере.
— Да не ори же ты! — попытался опять урезонить ее Фрэнсис.
— Двигатель ищи, — напомнил Антон.
— Вот он, двигатель, — Лариса метнулась от ящиков к гондоле, провернула изящную лопасть винта. — Вот! Блин…
— Что? — напрягся Антон, уже понимая, что услышит в ответ.
— Газотурбинный.
В этот момент оставшийся снаружи Ярик дико закричал.
Слушай же упрек, ясно различимый в каждом дуновении ветерка; горе тому, кто не способен его услышать. Стоит только тронуть струну или изменить лад — и гармоническая мораль поражает наш слух. Немало назойливого шума на отдалении становится музыкой, великолепной сатирой на нашу жалкую жизнь.
Генри Дэвид Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»
— Ну и как тебя зовут, боец? — спросил Матрос, отхлебывая из чашки. Судя по далеко распространявшемуся аромату, там был вовсе не спирт, а липовый чай с медом.
— Антон, — сказал Антон.
— Антон… — словно перекатывая слово на языке, произнес Матрос.
Они беседовали в маленькой, но уютной комнатке в Мокрушино. Раньше здесь было что-то вроде администрации. Наверное, сидел какой-то здешний начальник мелкого пошиба. На стене до сих пор криво болтался портрет последнего президента.
«Где-то ты теперь, старина, — с горечью подумал Антон. — Сидишь в бункере, в лучшем случае, а я тут, как последняя сволочь, сдаю своих…»
— И что ты, Антон, умеешь? Откуда ты, Антон, к нам пришел? Что ты, Антон, от нас хочешь?
Примерно такие вопросы и ожидал Антон после того, как вернулся из печальной экспедиции к аэродрому, перемахнул стену у кузни Леонидыча, где сделать это было легче всего, и подошел к блокпосту на шоссе у Мокрушино.
— Умею я мало, — честно сказал Антон. — Из Новосиба. Убил пару человек и волка. Сам я, если чего, клоун.
— Хто? — Матрос аж привстал в автомобильном кресле, откуда-то скоммунизженном и поставленным на четыре деревянные ноги.
— Клоун. Точнее, учился на артиста, даже в театре играл, в Новосибирске. В «Глобусе». Играл, кстати, и классику. Меркуцио, Вожеватов в «Бесприданнице», Тузенбах в «Трех сестрах». Мне режиссер, между прочим, будущее большое предрекал… — говорил Антон, ощущая явное дежавю.
— Клоун, — Матрос сел, отхлебнул из чашки. — Так зачем пришел-то?
— Ты звал, — сказал Антон.
— Так ты ж не хотел.
— Передумал.
— Передумал… — повторил Матрос и пожевал губами.
Сидевший в углу на табуретке Золотой — Антон уже знал, что это Золотой — сказал:
— Фокус покажи, если кловун.
— А что это докажет? — спросил Антон.
— Ты не звезди, ты фокус покажи, — резонно заметил Матрос.
— Хорошо. Дайте пару монеток…
— Я тебе банк? Откуда у меня монетки? Куда я их засовывать буду?
— Хорошо, — поправился Антон, — давайте карты.
— Во, — оживился Золотой, — карты есть.
Он вынул из кармана куртки колоду, встал и бросил на стол:
— Держи, кловун.
Антон взял колоду, бездумно перетасовал, пустил из руки в руку на лету, как учил его в театральном старый препод Коль Колич.
— Чего кловун представляет! — с завистью заметил Золотой, снова умостившийся на табуретке.
