Впрочем, высокий рост и шпага убедили отнюдь не всех, но начавшееся действо заставило недовольных замолкнуть. Они лишь пообещали разобраться с Ренки позже и обратили все свое внимание на пьесу. А поскольку спать стоя Ренки умел только в карауле (армейская шутка, не более того, судари), ему тоже поневоле пришлось следить за действом, разворачивающимся на сцене, тем более внезапно там прозвучали знакомые с детства имена.
Пьеса была переработкой древнего мифа о любви прекрасной дочери вождя аиотееков к храброму ирокезскому воину. Бесконечно слащавая, слезливая и полная ужасных песен, однако и не без потуг на юмор, выражавшихся в игре слов, оценить которую, кажется, был способен только сам автор пьесы да пара-тройка его ближайших друзей.
Злобный колдун Манаун’дак вносил во все это хоть какое-то разнообразие, постоянно пытаясь вредить влюбленным (кажется, исключительно из врожденной подлости), а демон Оилиои – мать медицины – им всячески потакала и оберегала от своего злого учителя. Тем не менее в конце пьесы влюбленные, решившиеся бежать за море, трагически погибают в пучине, после того как их корабль столкнулся с ледяной горой, которых сроду не встречали в Срединном море. Зато внезапно раскаявшийся в своих поступках Манаун’дак, узнав от богов о гибели влюбленных, заливается слезами и терзает нервы слушателей тоскливой песней.
На этом первая половина представления закончилась, и публике было позволено наконец дать отдых своим ушам, перевести дух и освежиться прохладительными напитками и фруктами.
– Ну и как вам, сударь? – поинтересовалась Одивия, делая знак разносчику подойти поближе.
– Чушь все это! – ответил Ренки, беря у разносчика кружку с вином и передавая ее своей спутнице.
– Что именно? – надменно задрав подбородок и слегка сузив глаза, как она обычно делала перед учебным поединком, спросила Одивия.
– Да все это, – пожал плечами Ренки. – Особенно про «гибель в пучине».
– Хм… И откуда же вам это известно?
– Ну по семейным преданиям, я как раз и веду свой род от этого вот «храброго ирокезского воина». Не от такой размазни, конечно, уж мой предок слезами да соплями одежды прекрасной девы пачкать бы не стал. А от настоящего Дарэ’кхо. Правда, пообщавшись ну вы сами знаете с кем, я уже склонен сомневаться в правдивости этого утверждения. Но тем не менее именно эту историю я знал с самого детства. А когда мы с Готором начали изучать прошлые века, я, разумеется, не удержался и попытался разузнать подробности.
– А прекрасная аиотеекская принцесса, значит, была вашей прапрапрапрабабкой? – поинтересовался кто-то из окружающей публики, нагло влезая в разговор.
Ренки, естественно, хотел немедленно дать укорот наглецу, однако, увидев останавливающий жест Одивии и ее взгляд, в котором так и светилось требование ответить на вопрос, нехотя сказал:
– Нет. Собственно, эта самая девица была троюродной сестрой Дарэ’кхо – племянника брата третьей жены вождя Лга’нхи. Оттого-то Манаун’дак и хотел запретить им жениться. Насчет участия Оилиои мне ничего не известно. Однако они обошлись без всяких разрешений и нагуляли ребенка вне брака. Там был какой-то громкий скандал, в результате которого и появилась эта легенда. Кажется, родители девушки настаивали на браке, а родители парня от такой невестки отказались напрочь… В результате Дарэ’кхо женился по уговору на горянке из Олидики, и вот от этого брака, собственно, и пошел род оу Дарээка.
– Хм… И почему это каждый невежа с дешевой шпажонкой норовит возвести свой род едва ли не к богам? – вновь поинтересовался тот же самый голос.
Ренки быстро развернулся и смерил наглеца надменным взглядом. Так повар осматривает тушку цыпленка, прежде чем насадить ее на вертел и подвесить над углями.
Мальчишка, похоже студент, вырвавшийся из-под опеки родителей и потому считающий себя ужасно взрослым. Примерно столько же было Ренки, когда он после каторги смог стать волонтером. Одет не бедно, но и не сказать, чтобы особенно богато. И шпага на бедре в общем-то ни о чем не говорит – по своему статусу все студенты имеют право носить ее, и многие новички не могут удержаться от соблазна. До первого раза, пока жизнь не заставит их понять, что шпага не просто красивая цацка и обладание ею налагает на владельца определенную ответственность…
Впрочем, этот деревенским балбесом, впервые нацепившим на пояс оружие, не выглядел. Тоже немаленького роста, хоть и чуть пониже самого Ренки, но фигура еще угловато-юношеская, не обретшая крепость и силу мужчины. Однако толстые мускулистые запястья и шрам на щеке свидетельствовали если не об искусном владении шпагой, то уж точно о регулярных упражнениях и даже дуэльном опыте.
Смотрит самодовольно и нагло – уверен в себе, возможно, и не без причины. Да и дружки его – такие же малолетние сопляки – явно не сомневаются в победе своего лидера и заводилы.
Многовато бравады. Действительно опытные бойцы держат себя немного иначе. Кучка дерзких щенков, набирающихся мужества в совместном тявканье. Могут быть довольно опасны, если не дать им укорот сразу.
– По каким критериям, сударь, вы оцениваете стоимость шпаги? – Одивия Ваксай влезла как всегда не вовремя, помешав Ренки полностью выдержать многозначительную паузу перед тем как бросить вызов.
– Ну-у-у… – Студент замешкался. Дабы не прослыть неотесанной дубиной, отвечая на подобный вопрос представительнице слабого пола, да еще и находясь перед толпой зевак и собственных приятелей, он должен был сказать что-нибудь остроумное и язвительное. Причем – остроумное по отношению к девушке и язвительное – к ее кавалеру. А дерзкий юнец, оценивая противника, настраивался отнюдь не на обмен словесными уколами. Да и сама девица смотрела на него с такой снисходительной усмешкой, что это сбивало с толку. Увы, но ничего лучше, чем: «Ах, сударыня, к чему вам, при вашей-то красоте, интересоваться подобными вещами», – ему в голову не пришло.
– А я вот, представьте, интересуюсь, – подбоченясь, пошла в наступление Одивия, одновременно как бы невзначай ухватившись за руку Ренки, тянущуюся к шпаге, и тем самым мешая ему встать в позу, сообразную для вызова на дуэль. – Так что вы мне скажете – большой знаток и ценитель шпаг? Кстати, вы благородный или просто ими торгуете?
– Я происхожу из старинной семьи олидских цеховых мастеров! – гордо задирая нос, провозгласил мальчишка. – Даже во времена Старой Империи мы приравнивались к благородному сословию, а не к купеческому. И можете не сомневаться – мой род насчитывает куда больше достоверных поколений предков, чем большинство «благородных» родов оу. Есть соответствующие записи в Большой книге гильдии. Мы делали оружие еще во времена Старой Империи, и даже раньше! А еще мы всегда прекрасно умели им пользоваться, сударыня, не зря дружины олидских цехов составляли лучшие части в Имперской армии! Так что можете передать своему молчаливому спутнику, что искусство того, в чьих руках находится шпага, – главный критерий ее стоимости!
