На подоконнике горела та самая черная свечка, при помощи которой Дашка врачевала брата, и в ее пламени, распространяя нестерпимое зловоние, тлела щепотка шаманского зелья.
Дашка колотила столовой ложкой по оконному стеклу (никаких других резонаторов в квартире не нашлось), а Синяков вертелся волчком и дурным голосом уговаривал всесильных духов пропустить их в нижний мир, дать при этом волшебную силу и гарантировать благополучное возвращение.
Сизый ядовитый дым застилал комнату, оконные стекла дребезжали, как при артобстреле, духам, как тем, что пасут облака, так и тем, которые шьют себе одежды из кожи мертвецов, были обещаны немыслимые блага, а дело, ради которого затеяли всю эту вакханалию, так и не сдвинулось с места. Не то все духи разом ушли в очередной отпуск, не то стали вдруг суровыми и неподкупными, как таможенные чиновники в международном аэропорту.
Впервые Синяков пытался уйти в нижний мир, предварительно не расшатав свою связь со срединным миром при помощи алкоголя. Возможно, загвоздка состояла именно в этом.
Кроме того, поблизости не было ни подземных рек, ни звериных нор, ни растений с достаточно длинными корнями. Синяков даже представить себе не мог, каким путем, минуя окна и двери, можно уйти с седьмого этажа блочного дома. По канализации, что ли?
Время от времени его сознание начинало плыть, как это бывает, когда чересчур долго крутишься на карусели. Но это были совсем не те симптомы, к которым он привык за время предыдущих ходок в нижний мир.
– Мне плохо… Тошнит… – простонала Дашка и так заехала ложкой в окно, что посыпались осколки стекла.
Тут-то все и случилось!
Синяковым словно из пушки выстрелили. Жалкую квартирку, ставшую их временным приютом, он покинул столь стремительно, что даже не успел заметить, что случилось с Дашкой – последовала ли она вслед за ним, или осталась на прежнем месте.
Снаружи, по идее, было еще светло, но Синяков сразу оказался в абсолютном мраке и понесся сквозь него, как знаменитый снаряд, посланный с Земли на Луну.
Ничего похожего на переходную зону, описанную Дашкой, Синяков не заметил, и вообще, на этот раз путешествие в нижний мир оказалось на диво коротким – не успев ни испугаться, ни намыкаться, он уже грохнулся на что-то, мягко спружинившее под ним, и вспыхнул – вернее, стал огнем.
Никакой боли он при этом, естественно, не ощущал, поскольку огонь не может ощущать боль. Наоборот, разгораясь все ярче и пожирая какую-то сухую труху, Синяков испытывал удовлетворение, сопоставимое с удовлетворением голодного человека, дорвавшегося до обильной жратвы.
Кроме того, Синякова разбирало любопытство – каким на этот раз предстанет перед ним изменчивый нижний мир и в каком образе явится дух-покровитель, если, конечно, его не угробила та жуткая тварь, в прошлый раз наделавшая такой переполох.
Костер, в который превратился Синяков, освещал порядочное пространство, где словно метель мела. Это порхали и кружились самые разнообразные насекомые – нежные, почти прозрачные поденки, крохотные, но зловредные мокрецы, мохнатые мухи, пестрые комарики. Однако больше всего здесь было бабочек, причем всех мыслимых размеров и расцветок, начиная от мелкой серой моли и кончая черно-желто-красными гигантами, чьи крылья напоминали две сложенные вместе ладони. Явно наслаждаясь теплом и светом, исходившим от огня, вступить с ним в непосредственный контакт насекомые не спешили, что сразу указывало на их сверхъестественную природу.
Лишь один-единственный мотылек – не очень крупный и не очень яркий – смело устремился к костру.
– Привет! – крикнул он. – Давненько ты нас не навещал.
– Ну почему же? – ответил Синяков. – И двух дней не прошло.
– То, что у вас два дня длится, у нас может быть целой вечностью.
– Вот чего не знал, того не знал… А ты никак соскучился по мне?
– Еще бы! – воскликнул дух-покровитель. От его прежнего скептического отношения к Синякову не осталось и следа.
– Раньше за тобой этого не замечалось.
– Раньше и ты на меня внимания не обращал. А мы ведь во многом как люди. Любим тех, кто нас любит. Тем более что ты меня, считай, спас.
– Каким, интересно, образом? – удивился Синяков.
– Своей кровью. Я как раз попал в одну очень неприятную передрягу и уже начал отчаиваться, а тут ты пришел на помощь.
– И капля крови спасла тебя?
– Пойми, дело тут не в количестве, а в принципе. Глоток воды не спасет умирающего от жажды, но даст ему силы доползти до ближайшего источника.
Мотылек порхал так близко от огня, что Синяков даже забеспокоился.
– Осторожней, не обожгись, – предупредил он.
– Это просто невозможно. Неужели ты и впрямь считаешь себя костром?
– Да ну тебя… – обиделся Синяков, очень довольный своим нынешним образом. – Никак не могу привыкнуть к вашим заморочкам.
– И не привыкай. Для этого надо здесь родиться. Да и не следует тебе слишком часто посещать нижний мир. У некоторых потом шизофрения случается. Лучше я сам тебя буду навещать.
– Только предупреждай заранее. А не то я и мухи убить не посмею. Вдруг это окажешься ты?
– Зачем же мне тебя в образе мухи навещать? Я ведь тебя люблю. По-настоящему. И хочу, чтобы ты тоже меня любил.
– В каком смысле? – осторожно поинтересовался Синяков, заподозривший что-то неладное. – Как я должен любить тебя?
– Как мужчина женщину, – с обескураживающей прямотой заявил мотылек, размером своим не превышающий этикетку от спичечной коробки.
– А разве ты женщина? – Не будь Синяков сейчас пламенем, он бы обязательно покраснел.
– Если ты мужчина, я буду женщиной. И наоборот. Однополой любви мы, духи, не признаем… Кстати, а где та красавица, которая сопровождала тебя в прошлый раз?
– Красавица? Хм… – Синяков удивился, однако спорить не стал. – Я и сам не знаю. Сюда мы вместе собирались, но потом я ее из виду потерял.
– Вот так кавалер! Ну тогда лети обратно, ищи ее. Никогда нельзя терять из виду тех, кто тебе дорог.
Синяков и рта не успел открыть, чтобы возразить (если только такое выражение уместно по отношению к ярко полыхавшему костру), как превратился в нечто, похожее на комету, и помчался обратным маршрутом, все увеличивая и увеличивая скорость.
И что интересно, мотылек, не отставая, летел рядом. Его размеры росли на глазах, а сам он, оставаясь по-прежнему грациозным (чужеродно-грациозным), мало-помалу приобретал сходство с человеком.
Падая обратно в постель, застеленную серенькой ситцевой простыней, Синяков в первое мгновение испугался, что станет причиной еще одного нешуточного пожара, и, только увидев босые ступни своих ног (перед путешествием в нижний мир он не удосужился надеть носки), понял, что прибыл обратно не огненным дождем, а обычным человеком из крови и плоти, даже без признака ожогов.
