Сергей Антонов - Темные туннели

В полном молчании прошло около двух часов. Духота стала совершенно невыносимой, и Анатолий поймал себя на мысли, что готов хоть сейчас приступить к чистке уборных, лишь бы не жариться заживо в тесной душегубке. Он мысленно призывал ганзейцев вывести его на работы, но, когда раздался лязг дверного засова, не поверил своим ушам. До утра еще было далеко. Неужели хозяевам Киевской взбрело в голову вычистить все уборные до наступления дня? Дверь распахнулась. В лицо ударил поток свежего воздуха, а по глазам резанул яркий свет фонарика.

— Вот вы где! — Вошедший в подсобку Михаил оглянулся и прикрыл за собой дверь. — Насилу отыскал. Это комендант придумал вас сюда законопатить?

Анатолий кивнул. Михаил был последним, кого он ожидал увидеть в числе посетителей. По всей видимости, мозг купца все еще находился под воздействием гипноза Жабдара. Михаил вытащил из кармана два картонных прямоугольника, украшенных гербами Ганзы, и протянул их Анатолию:

— Это — пропуска. С ними вам любой блокпост нипочем. Не только на территории Ганзы, но и в других местах пригодится. Содружество Станций Кольцевой линии пока еще имеет авторитет в Метро.

Анатолию уже поднадоели рассказы о непререкаемом авторитете Ганзы. Благодарность благодарностью, а все остальное — позже. Он сунул пропуска в карман брюк:

— Идти можно сейчас?

— Самое время. Все спят, а часовые на блокпосту сменились. Улепетывайте отсюда побыстрее. Боюсь, мне из-за вас достанется. Сам не понимаю, зачем вам помогаю, но имейте в виду: передумать могу в любой момент. Топайте на Краснопресненскую, и чтобы глаза мои больше вас не видели!

Краб неожиданно бросился обнимать Михаила, крича при этом, что век будет помнить его доброту и детям закажет, хотя таковых у него не имелось. На этот раз Анатолию удалось заметить, как еще один пропуск перекочевал из кармана бизнесмена в рукав пиджака Краба. «Горбатого могила исправит!» — подумал он, схватил Краба за шиворот и вытолкнул в открытую Михаилом дверь: оба оказались на перроне Киевской-Кольцевой. Спали на станции далеко не все, но столпотворения, которое наблюдалось днем, уже не было. Стараясь не обращать на себя внимания, Анатолий и Краб добрались до ближайшей арки, свернули за угол и спрыгнули на пути.

Заметив их, сонные часовые на блокпосту оживились. Один выступил вперед и сдвинул брови так, что стало понятно: о том, чтобы двум оборванцам покинуть станцию, не могло быть и речи. Остановившись в метре от охранника, Анатолий и Краб вытащили из кармана пропуска. Часовой не поверил своим глазам. Пропуска, кажется, были чем-то большим, чем обычные паспорта с вклейкой о ганзейском гражданстве. Может быть, документы сотрудников какой-нибудь тайной службы? Написано ничего такого на них не было, но кто знает? Часовой вертел картонки в руках и так, и этак, светил на них фонариком и явно готов был откусить от пропусков по кусочку на пробу, чтобы определить подделку на вкус. Убедившись в том, что документы подлинные, грозный страж отступил в сторону и махнул рукой своим коллегам:

— Пропустите. С ними все в порядке.

Краб, только оказавшись за блокпостом, рванул с места в карьер. Толе, который вполне понимал его желание оказаться как можно дальше от этого жирного царства, пришлось ухватить Краба за фалду пиджака и придержать. Они прошли степенным шагом не меньше пятидесяти метров. Как только силуэты охранников поглотила тьма, оба, не сговариваясь, перешли на бег.

Бежать по туннелю оказалось неожиданно здорово. Толя вспомнил, как мальчиком он любил, встав коленями на сиденье вагона, смотреть в окно на извивающиеся на кронштейнах черные силовые кабели. Движение поезда оживляло их, словно в анимационном фильме, превращая в нескончаемую змею с изогнутым телом. Сейчас, разогнавшись, можно было снова увидеть эту змею… Как в детстве.

Анатолий перешел на шаг только после того, как легкие начали разрываться от напряжения, а в боку закололо с непривычки. Тяжело дышавший рядом Краб показал рукой на тусклое пятно света вперед:

— Краснопресненская.

Блокпост встретил путников стандартной процедурой выхода постового на пути, лязгом автоматного затвора и грозным окриком. Однако пропуска с эмблемой Ганзы и здесь сработали безотказно. Увидев заветное коричневое кольцо, часовой стал настолько любезен, что пожелал обоим хорошего дня и улыбнулся им на дорожку.

Краснопресненская была своей сытостью и лоском похожа на Киевскую, но Толю не оставляло ощущение, что он находится на военной базе. Патрулей здесь было вдвое больше, а кроме них часто встречались и бойцы в совершенно другой форме.

— Регулярная армия, — шепнул Толе Краб, уважительно кивая на рослых солдат в зеленом камуфляже.

Все они были в длинных тяжелых бронежилетах, на боку болтались стальные шлемы и свисали новенькие автоматы с подствольниками. Посреди зала стояла предлинная брезентовая палатка с надписью «Казарма».

Переходы на другую линию были превращены в настоящие крепости, и пограничные дозоры на них были усилены армейскими отрядами. Гражданских на станции вообще было маловато.

— А что тут… — начал было Толя и осекся.

Сам все понял.

Переходы с Краснопресненской были не просто на другую ветку — а на Красную линию. Пусть сейчас между давними врагами установился хрупкий мир, Ганза явно постоянно ждала от коммунистов подвоха.

Станция была на военном положении. Анатолия и Краба остановили для проверки документов не один и не два раза. Задерживаться здесь было точно нельзя. И выпускать Краба из поля зрения тоже. Боясь, что воришка сорвется и что-нибудь непременно стырит, а закончится все новым арестом, Толя буквально держал Краба за руку.

Но к тому моменту, когда они уходили с Краснопресненской, Краб с хитрым видом извлек из рукава фонарик, которого всего несколько минут назад у него не было и быть не могло.

— Мастерство не пропьешь, — щербато улыбнулся он.

Путники благополучно миновали следующий блокпост и вышли в туннель, ведущий на Белорусскую. Анатолий еще ни разу не путешествовал по Кольцевой, и все здесь ему было страшно любопытно. Первым, что бросалось в глаза, были надписи. Они размещались повсюду, где имелось свободное место, носили предупреждающий просто информационный характер. Требования приготовить паспорт с визой, оповещения о вступлении на территорию Ганзы чередовались с предупреждениями о возможном нападении мутантов. Особенно тягостное впечатление вызвала надпись, сделанная у входа в боковой коридор: «Будь внимателен! Здесь пропали без вести 24 человека». Вся надпись была выполнена белой краской, а цифра «24» — мелом; видно, приходилось менять ее слишком часто. Толя посветил фонариком в коридор. Не увидел там ничего особенного, но ускорил шаг — очень не хотелось стать двадцать пятым.