— Какого ты?.. — набрасываюсь на него я, как только мы выходим на нашем этаже.
— Это всё ты, Кэтнисс! Ты разве сама не понимаешь?
— Чего «я»?
— Да то, почему они все так распоясались. Дельф с его сахаром, Чафф с поцелуями и вся эта комедия с Джоанной, раздевшейся догола! — Он пытается говорить серьёзно, но у него ничего не получается. — Они просто играют с тобой, потому что ты такая... ну, ты знаешь.
— Ничего я не знаю! — Действительно, не имею понятия, о чём он толкует.
— Это как тогда, кодгда ты не хотела смотреть на меня обнажённого там, на арене, хотя я был уже полутруп. Ты такая... целомудренная, — наконец находит он подходящее слово.
— И вовсе нет! — ору я. — Да я же, фактически, весь прошедший год чуть не срывала с тебя одежду, когда поблизости была какая-нибудь камера!
— Да-да, но... Для Капитолия ты просто образец целомудрия, — говорит он, явно стараясь задобрить меня. — Как по мне, так ты само совершенство. А они... они только дразнят тебя!
— Как бы не так! Они надо мной смеются, и ты тоже! — стервенею я.
— Да нет же! — Пит отрицательно трясёт головой, но я же вижу, что он едва сдерживает улыбку. Я серьёзно задумываюсь о том, кто из нас на самом деле заслуживает остаться в живых после этих Игр, когда подъезжает другой лифт и двери открываются, выпуская Хеймитча и Эффи.
Они присоединяются к нам, на лицах у них — удовлетворение, интересно, в чём причина? И вдруг лицо Хеймитча темнеет.
«Ну, и что я натворила на этот раз?» — чуть не брякаю я, но вовремя замечаю, что он смотрит мимо меня — на вход в нашу столовую.
Эффи смотрит туда же, смаргивает, и бодренько возвещает:
— Поглядите-ка, похоже, что в этом году вам подобрали служителей одного цвета — прямо комплект!
Я поворачиваюст и обнаруживаю ту самую рыжеволосую безгласую девушку, что прислуживала мне в прошлом году до начала Игр. Как здорово иметь здесь друга! Рядом с ней я замечаю молодого человека, ещё одного безгласого, у него тоже рыжие волосы. Ах, вот что Эффи имела в виду под полным комплектом!
А потом мороз подирает меня по коже. Потому что он мне также знаком. Не по Капитолию, а по тем годам, когда мы беспечно болтали в Котле, подтрунивали над супом Сальной Сэй... А последний раз я видела его лежащим без сознания на площади в тот вечер, когда Гейл насмерть истекал кровью.
Дарий. Наш новый безгласый — Дарий.
Хеймитч хватает меня за запястье, как будто пытаясь удержать от неверного шага, но я так же потеряла способность говорить, как и изуродованный капитолийскими палачами Дарий. Хеймитч как-то рассказывал, что они что-то такое делают с языком безгласых, что речь у них пропадает навсегда. В голове у меня так и звучит голос Дария — весёлый, ясный, помню, как он звенел на весь Котёл, когда его обладатель подтрунивал надо мной. Да, мы шутили друг с другом, но совсем не так, как издеваются надо мной сейчас мои коллеги-победители, а так, как подшучивают люди, которые искренне нравятся друг другу. Видел бы его сейчас Гейл...
Знаю: стоит мне только сделать хоть какое-нибудь движение в сторону Дария, показать, что я его узнала — и его сурово накажут. Так что мы только стоим и смотрим друг другу в глаза: Дарий, безмолвный раб, и я, приговорённая к смерти. Да и что бы мы могли сказать? Выразить сочувствие тяжкому жребию другого? Сказать, что чувствуем боль друг друга как свою? Что мы рады тому, что были приятелями?
Нет, вряд ли Дарий рад тому, что мы были приятелями. Если бы я тогда вовремя остановила Треда, Дарию не пришлось бы заступаться за Гейла и не стал бы он тогда безгласым. Ещё точнее — моим безгласым служителем. Не сомневаюсь, что его определили ко мне по особому распоряжению самого президента Сноу.
Я выворачиваю своё запястье из хватки Хеймитча, направляюсь в свою прежнюю спальню и запираю за собой дверь. Сижу на краю кровати, уперев локти в колени и положив лоб на сжатые кулаки. Мой костюм ещё тлеет в темноте, я вперяю в него взгляд и воображаю себе, что сижу в своём старом доме в Дистрикте 12, съёжившись у гаснущего очага... И как очаг, костюм постепенно блекнет и темнеет — батарея села.
Когда, наконец, в дверь стучится Эффи — позвать меня на обед — я встаю, снимаю комбинезон, аккуратно сворачиваю его и кладу на стол рядом с венком. В ванной смываю с лица грим, потом натягиваю простые брюки и рубашку и иду в столовую.
Всё происходящее за обедом для меня — как в тумане, ясно я вижу только то, что нам прислуживают Дарий и рыжеволосая безгласая. Эффи, Хеймитч, Цинна, Порция и Пит — все в сборе, обсуждают церемонию открытия. По-моему. Единственный момент, когда я отдаю себе отчёт в том, что нахожусь здесь — это когда намеренно опрокидываю тарелку с горошком на пол и, прежде чем кто-нибудь успевает остановить меня, присаживаюсь на корточки, чтобы убрать за собой. Дарий опускается на колени прямо около меня, я передаю ему тарелку, и мы оба на коротое время оказываемся совсем рядом. Скрытые от взоров других, мы собираем горох, и наши руки на мгновение встречаются. Под слоем жирного соуса, накапавшего с тарелки, я ощущаю грубоватую кожу его руки. Тесное, отчаянное пожатие пальцев — вот и все наши слова, и их нам никогда не удастся произнести вслух. Затем сзади раздаётся кудахтанье Эффи: «Кэтнисс, это не твоя работа!», и он отпускает мою руку.
Когда мы собираемся перед телевизором, чтобы смотреть обзор церемонии открытия, я устраиваюсь на софе между Цинной и Хеймитчем — не хочу сидеть рядом с Питом. Эта ужасная история с Дарием касается меня и Гейла, ну, может, ещё отчасти и Хеймитча, но не Пита. Он, наверно, был знаком с Дарием чисто шапочно — всё же Питер не был таким завсегдатаем Котла, как мы, остальные. Кроме того, я всё ещё обижена на него за то, что он хихикал надо мной вместе с другими победителями, так что не нужно мне его сочувствие и утешение! Я не перерешила относительно того, чтобы спасти его на арене, но больше я ему ничем не обязана! Вот!
Глядя на процессию, следующую к Большой Круглой площади, я размышляю о том, что само по себе гадко, когда мы в обычные годы вынуждены одеваться в идиотские наряды и дефилировать в колесницах по улицам — дети, ряженые в нелепые костюмы выглядят по-дурацки, но пожилые победители в этой же роли попросту вызывают жалость. Ну, если те, кто помоложе, как Джоанна или Дельф, или те, у кого тела в приличном состоянии, как Сеяна и Брут, ещё могут сохранить какое-то достоинство, то большинство других, попавшиеся в ловушку наркотиков или алкоголя, или страдающие от болезней выглядят карикатурно-нелепо в своих костюмах, изображающих коров, деревья или буханки хлеба. В прошлом году мы прошлись на счёт каждого из участников, но сегодня мы немногословны — так, роняем временами пару слов... И вдруг случается маленькое чудо: появляемся мы с Питом и производим фурор. Толпа приходит в неистовство при виде нас — таких юных, сильных и прекрасных в наших потрясающих костюмах — ну, просто образчик истинных трибутов.
