Смог бы — не попал бы к алайцам, а удрал вместе с Имэ. Грата…
Я набрал навигаторскую. Дежурил Млич.
— У нас всё в порядке, Ивэн?
— Так точно, капитан. Входим во вторую фазу разгона. Скоро будем готовиться к входу в зону Метью. Потом придётся сделать передышку часов на восемь, медиков нельзя подвергать риску двойного прокола.
— Тогда я посплю. Разбудишь, если чего?
— Спокойной ночи, кэп, — ехидно улыбнулся Млич.
И я вспомнил, что уже предупреждал его, будто собираюсь поспать.
История восемнадцатая. «Если…»
Кьясна, территория Содружества
Выгрузив на Кьясну первую партию медиков и оказав Энреку посильную помощь в инструктаже недисциплинированного врачебного стада, я нашёл наконец время поинтересоваться юридическими аспектами судьбы наследника дома Аметиста.
Иннеркрайт успел навести о мальчишке справки, вызвал, как и обещал, юриста, поставил ему задачу и даже получил кое-какие ответы.
Он отдал мне распечатку рекомендаций. Здоровенную такую.
Распечатку я просмотрел очень бегло, но по всему выходило, что Эберхарда безопаснее сдать в дом его покойной матери. Плюс нужна будет пара юридических процедур, чтобы обезопасить парня от расправы хотя бы на первых порах.
Энрек сказал, что юристу задача понравилась, и он этим займётся. Об оплате я могу не беспокоиться, квазикристаллы нашёл я, а потому юриста оплатит администрат Кьясны. По-другому меня премировать можно только мешком кристаллов, экономические механизмы между Содружеством и Империей в войну почти не работали.
Ещё Энрек рассказал, что прилетал Мерис. Тоже расспрашивал про наследника. Неужели опять что-то задумал?
Действия генерала последние дни напрягали меня всё больше. На запросы он отвечал через раз, а когда я совершенно достал его вызовами, отписался: «Капитан Пайел официально мёртв, корабль на профилактике, и вообще вас всех сейчас временно не существует».
Нет, ну не сволочь, а? Начальник, называется.
Я посетовал на Мериса Энреку, чем обширно повеселил его и нарвался на отеческое предложение поспособствовать с работой, раз мне нечего делать.
Пообещал натравить на этого кошака Кьё.
Медики тоже очень хотели заполучить меня, чтобы выпить всю кровь и поизучать. Я сбежал от них на «Персефону».
Нам нужно было сделать второй рейс в расположение эскадры Локьё за светилами экзотианской медицинской науки. И уже после него я планировал найти время для отдыха, для малой и для архива.
Мысль об архиве занозой чесалась под кожей. Вся эта дрянь с волновыми клетками началась, когда Дьюп начитался чего-то в архиве. Я должен был выснить, что же он там нашёл, кроме так возмутившей Имэ подноготной несчастного Энека Анемоосто.
Да, несчастного. В Империи его вообще бы на атомы разобрали. А так парень хоть немного пожил. В Содружестве хотя бы Генетического департамента нет.
Ну, конструкт? И что? Ведь и способности у него были, и добрый он был, и контактный. Не то что сделанный исключительно матерью-природой Эберхард Имэ.
Окрестности Кьясны, «Персефона»
Вернувшись на «Персефону», я вошёл в каюту Вальтера, где обитал теперь и наш юный отморозок, и тут же оценил направленный мне в печень взгляд.
Профессиональный такой взгляд, наработанный.
Таким взглядом кого попроще можно было заставить попятиться.
Как может пацан так грамотно воздействовать ментально и одновременно устроить совершенно детскую попытку захватить корабль?
Дерен, убиравший со стола исчёрканные каракулями листы пластика, поднял голову и, оценив диспозицию, приказал Эберхарду:
— Лицом к стене. Пока не разрешу повернуться. Добрый вечер, господин капитан.
Я думал, парень не послушается, но он шагнул в ближайший угол и застыл там.
— Это что за странное наказание? — удивился я.
Дерен пожал плечами, сам же, мол, запретил трогать.
— Ты и мысли читаешь? — пошутил я.
— Мысли мы условились не читать. Я реагирую на эмоциональные реакции. Негативные — наказываю.
— А дежуришь ты как?
— В карцер сдам на восемь часов. По кораблю попросил меня пока не ставить в график, только боевые.
— Можешь ко мне приводить на время дежурства. Раз уж я разрешил забрать из карцера, мне и мучиться.
— Хорошо.
Дерен отвечал коротко и как-то совсем невесело. Похоже, он вымотался.
Эберхард — не подарок… Нужно бы отправить Вальтера в отпуск после того, как спровадим мальчишку.
Я поймал взгляд пилота:
— Ты извини, я погорячился вчера. Просто не ожидал от тебя такого. Где-то ведь научился?
Извиняться меня когда-то научил инспектор Джастин. Обычно начальство полагает, что извинения — обязанность подчинённых, и к собственной священной персоне эта устаревшая традиция отношения не имеет.
Я так не считаю. Вот только автоматизма добиться не смог, всё время ощущаю неловкость. Приходится резко менять тему.
— В сороднениях учат всему, — пожал плечами Вальтер. — Мало ли что я люблю, уметь должен всё.
Моё «извини» его не зацепило никак. Он вообще не из тех, кто цепляется к мотивам чужих поступков.
Тем более что мотива я и сам не знал. Чисто формально — приказ он нарушил…
— А вот эйниты не признают телесных наказаний…
— Мы тоже не признаём. Но иногда их признают те, среди которых приходится жить. Не везде люди достаточно развиты, чтобы принимать свои поступки, которые делают «на эмоциях». Эмоции — путь к душе, но это ещё нужно в себе понять.
— Это как? — Все эти штуки с душой так и остались для меня тёмным лесом.
Дерен посмотрел на меня, как на наследника, но ответил.
— Люди путают психику и душу. Психика может быть натренирована, а душа при этом не развита. Мы тогда получаем монстра, который обладает психической силой, а стыда или раскаяния не знает. И ладно бы этот монстр радовался своему внутреннему устройству, но ему и самому плохо. Здесь без разницы, понимает человек, какое зло творит, или нет — эмоционально поступок всё равно давит на него. С этим можно работать, но на первом этапе мы не в силах принять иное наказание, кроме физического. И только через боль уходит эмоциональная непереносимость проступка. Другие способы могут столкнуть наше сознание в бездну.
Мне захотелось почесать затылок.
— Ты думаешь, я понял?
— Ну, это как соразмерность наказания возрасту, — улыбнулся Дерен. — Или — как с собаками. Одну придётся шлёпнуть, другой — сказать, третьей достаточно будет взгляда. А наказание они в результате получат одинаковое.
Вот про собак, это он верно. Надо забрать Кьёшу из храма, скучно без неё.
Я почесал челюсть — всё-таки очень хотелось хоть что-нибудь почесать.
— То есть, несмотря на наличие психических способностей, Эберхарду до выговора ещё расти и расти? Проще его побить? — пошутил я, совершенно не боясь «задеть» и без того напряжённую спину наследника.
Мне и по спине было видно, ЧТО он думает обо мне, позволившем себе обсуждать его поведение.
— В общем-то, да, — кивнул Дерен. — Я мог бы что-то объяснить ему на словах, но последствия такого объяснения — похуже синяков будут. А синяки через неделю сойдут.
— Ну, не знаю, — я поморщился, вспоминая собственный опыт. — Попробовал бы кто-то в семнадцать лет ударить меня в воспитательных целях.
Я лукавил. Отец пробовал. Этим он меня от дома и отвадил. Если до этого мне чесалось поступить в Академию Армады, то после — и вариантов других не осталось.
Мы «пообщались», я собрал вещи и улетел в столицу на пассажирском трилёте, даже электрокар брать не стал. Возвращаться мне было некуда.
— Вы жили на ферме, — напомнил Дерен. — Близко общались с животными и растениями. Наблюдали за другими людьми. Ваша душа была достаточно развита для понимания другой души. Ударив — вас можно было лишь оскорбить. А с Вилом очень много занимались науками, но мира вокруг он не знает совсем. Мир его ума — это не мир его тела. Это особенность экзотианского воспитания в домах Камня.
