Создавать разумное существо, которое проживёт двадцать дней и знает это с самого рождения!
— При создании нам всем задают вопрос, согласны мы ли жить, — тихо произнёс синтет.
— И вы соглашаетесь?
— Это всё, что у нас есть, землянин Никита.
— Ответь мне, полностью и откровенно, не утаивая и не искажая данных, какую информацию ты получил об опасности для Слаживания? Что заставило тебя нарушить постулаты и убить людей? Почему для Слаживания опасны Павловы и почему для Слаживания опасен я?
— Исходя из твоих вопросов, ты уже знаешь часть ответа, — сказал ани. — Василиса Павлова получила информацию об Обращении и должным образом её интерпретировала. Если бы она передала тебе эти сведения, ты мог стать опасностью для Слаживания.
— Конкретнее, — приказал я.
— Молодая женская особь с Земли по имени Елена Денисова хотела стать частью Обращения. Она имела разговор со Слаживающими, получила отказ, но узнала больше, чем требовалось.
…Вот это да! Упрямая девочка!
— Слаживающие способствовали её жизненному успеху и бизнесу, поскольку это отвлекало Елену Денисову, в дальнейшем — Елену Павлову, от лишних размышлений. Однако полгода назад она пришла к определённым выводам и поделилась ими со своей внучкой. К сожалению, Василиса Павлова сделала дальнейшие выводы. Большая Четвёрка приняла решение, и я был направлен на Граа.
— Хватит юлить, — сказал я. — Ты должен был принять решение о нарушении постулатов. Значит с тобой поделились куда большей частью информации. Приведи мне всю аргументацию!
Прозрачная статуя заколебалась, будто смеясь.
— Я не могу отказать тебе в ответе, землянин Никита. Но, отвечая, я воспользуюсь вторым и третьим постулатом Думающих.
Чёрт!
Никакой код подчинения не отменяет постулатов…
— Мне сказали лишь одно, Никита. Обращение использует ту же технологическую основу, что и вторая фаза Слаживания.
— Ты про уничтожение планет?
— Да, землянин Никита. Та странная жизнь, которую ты ведёшь последние восемнадцать тысяч двести сорок три дня, неразрывно связана с судьбой планеты Земля. Слаживающие ошиблись, вручив горстке людей слишком большую силу. Под угрозой всё, абсолютно всё, землянин Никита!
— Ошиблись… — прошептал я.
— О, все ошибаются! Рано или поздно.
— И что особенного в этой технологии? — крикнул я. — Ну?
— Третий постулат Думающих. Мысли каждого уникальны и неповторимы, никто не должен быть принуждён делиться своими размышлениями.
— Но ты мне и так сказал очень многое!
— Потому что я ненавижу Большую Четверку, — прошептал ани. — Так мотылёк мог бы ненавидеть слона, обладай он разумом. Тебе понятен образ?
Я кивнул.
— Тогда расскажи мне всё!
— Нет. Я и тебя ненавижу, — ответил ани без тени смущения. — Меньше, но всё же…
Девушка из воды поднялась и подошла ко мне, хлюпая босыми ногами по мокрому полу. Остановилась, глядя мне в глаза.
— Интересно, Никита Самойлов, вызывает ли у тебя это прозрачное тело сексуальное возбуждение?
— Да ты умом тронулся… синтет… — прошептал я, невольно отступая.
— О нет, — прозрачные губы изогнулись в улыбке. — Конечно же, мне неинтересен и недоступен секс, так же как прочие человеческие чувства. Всё, что у меня есть, помимо двадцати стандартных дней жизни — это интеллект. И мне интересно, не разучился ли ты пользоваться своим за невообразимо долгую жизнь.
— Ты на что-то намекаешь… — сообразил я.
— Как ты выбрался из котлована с расплавленным стеклом и металлом?
Прозрачное лицо приблизилось ко мне, губы беззвучно шевельнулись и голос в наушнике прошептал:
— А если сбросить тебя в звезду — что же всё-таки случится на самом деле? Ты думаешь, Большая Четверка выбирала бы сложное решение, существуй на свете простое?
Я отшатнулся.
Я пришёл сюда допрашивать разумного синтета, нелепое существо, балансирующее на грани свободы воли и жёстко прошитых приказов.
Но допрашивали меня!
У него не было ничего, кроме интеллекта и последнего дня существования.
Но ани развлекался как мог.
— Ты боишься? — спросил ани.
— Умри, — ответил я, глядя в бесцветное лицо.
Ани застыл.
По воде прошла рябь.
Потом он взорвался — разлетелся миллионами брызг, крохотных капелек чистой воды.
Мне забрызгало лицо, тёплые капли попали на губы. Я почувствовал вкус — вкус чистой пресной воды. Он показался мне неприятнее, чем вкус своей или чужой крови.
То, что было сущностью ани, неведомая технология, вложившая разум и движение в бочку чистой воды, исчезло.
А я ведь даже решил, что не буду его убивать…
Стена воды, разделяющая номер на две половины, с грохотом рухнула, наполнив номер почти по пояс. То ли эта водяная камера тоже была частью ани, то ли он поддерживал её силой своего разума.
Я стоял посреди комнаты, в воде плавали опрокинувшиеся кресла, экран едва слышно бубнил что-то о запуске глобальной программы воспитания и контроля муссов…
Все ошибаются.
Даже Большая Четверка.
Даже Слаживающие.
Может быть, и я ошибаюсь. Но ани дал мне кончик тоненькой ниточки, ведущей в тёмный жуткий лабиринт.
И я пройду по этой нити до самого конца.
— Мог бы ещё жить да жить, — пробормотал я, глядя на воду. — Целый день, а для тебя это много…
Я открыл дверь — и вода радостным потоком устремилась в коридор. Пришлось ухватиться за притолоку, чтобы меня не вынесло следом.
— И да… — добавил я, хотя ани уже никого не мог услышать. — Прозрачная голая девушка, состоящая из чистой тёплой воды — это довольно-таки эротично!
[1] «Водяной», автор стихов Юрий Энтин.
6
У меня никогда не было своего дома — так уж сложилось. Я жил с родителями, жил в общагах и съемных квартирах. Как большинство в моём поколении, в «красные двадцатые» и «серые тридцатые» пожил в казармах и лагерях. Даже когда мир успокоился, мысль о собственном доме не приходила мне в голову.
Наверное, я слишком поверил в непрочность бытия.
Так что выкупленный десять лет назад стилобат многоквартирного здания был моим первым настоящим домом. Большое несуразное помещение, с проходящими через него коммуникациями и лифтовыми стволами, никогда не предназначалось для нормального жилья. Там планировали поселить пару десятков безропотных муссов, обслуживающих здание, но в итоге поселился я.
Целый этаж, множество больших и маленьких комнаток, соединенных длинными извилистыми коридорами. Никаких окон, один-единственный (ну, будем так считать) вход. Многоступенчатая безопасность. Мне очень нравится.
Клаустрофобия? Нет, не слыхали. Закройте дверцу шкафа