прикрывать Ивана и остальных, я бы отработал из укрытия по всем британцам самостоятельно, но меня не хватало, чтобы быть во всех местах сразу.
Перестрелка затянулась, обмен магическими ударами тоже не давал особого эффекта. Мы могли бы сидеть так до бесконечности, но стоит британцам увеличить свою численность еще немного, и наша оборона сломается. Даже мой очень сильный щит в конце концов разлетится — потому что концентрация падает и будет падать дальше.
Мы будем уставать, а враги — меняться. А еще у нас скоро кончатся патроны.
Бах! Бах! Бах!
Иван рядом шмалял огненными шарами.
— Ого, Огонь? — вяло удивился я, пытаясь найти выход из этой неприятной ситуации.
— Чаще появляйся в университете, еще и не такое увидишь, — хмыкнул цесаревич, не делая передышек между атаками.
— Ваше Высочество, — со спины подскочил Березкин, — вам нужно уходить. Мы сейчас пойдем в лобовую, а вы…
— А я пойду с вами, — ухмыльнулся цесаревич. — Ну, или никуда не пойду.
— Тогда мы все тупо погибнем! — раздраженно рявкнул гвардеец.
— Давайте погибать не тупо — бах-бах! — давайте погибать с огоньком? — оскалился Иван.
Я даже подумал, что у наследника престола от стресса за последние месяцы немного чердак накренился, но, кинув взгляд на парня, понял — нет, он спокоен и серьезен.
— Ваше Величество, если оббежать особняк и перелезть через забор…
— Выводите девушек и тех, кто не способен защищаться, — тут же ответил Иван Дмитриевич.
— Я должен вывести вас!
— Я не брошу своих людей тут. Точка.
Березкин матюгнулся и отскочил в дом, отдавать какие-то указания. Я бы на его месте убедился, что к нам не залезут со спины, а не тащил туда ценный груз в лице цесаревича. Тут хотя бы есть шанс потянуть время, а там можно упасть в загребущие британские ручонки.
— Твое Высочество, ты ж понимаешь, что у нас скоро кончатся патроны и придется идти в контактный бой? — спросил я.
— Есть конструктивные предложения? — раздраженно спросил цесаревич.
Я поднял глаза к противному серому лондонскому небу. Кинуться в лобовую? Есть шанс на победу, но мне хватит одной удачной пули, а британцев слишком много. И без моего щита наших точно сомнут.
Гранат бы каких-нибудь. Но у меня в запасе не было подобных техник, а обычная, даже если и завалялась у гвардейцев, не долетит.
Нужно было что-то, что выкурило бы противника прямо под наши пули и техники. Что-то, не требующее снятия моего щита и снижения концентрации.
Что-то простенькое, но эффективное…
Свет?
Я не был уверен, что стихия откроется. В конце концов, судя по подсчетам Разумовского, мое время на дополнительные плюшки истекло.
Но никто не мешал мне попробовать. Хуже от этого точно бы не стало.
Где я видел самый яркий свет?
Выбирать было особенно не из чего, если честно. И почему-то вспоминались не фары на тачках, не прожекторы на сценах и даже не огонь во тьме ночи.
Вспомнилась лампа в операционной над моей головой. Врачи суетились, переругивались… Никакой шторки, заграждающей мое лицо от кровавого месива, которым казалось мое тело, не было. Только кровь и слепящий свет лампы.
Глаза слезились и хотелось отвернуться, но я держался, держался изо всех сил.
Я всегда думал, что надо смотреть в лицо страху, и тогда этим страхом была лампа, потому что я знал: стоило ей померкнуть, все кончится. Я так жадно впивался взглядом в этот белый, беспощадный медицинский свет, что не понял, в какой момент зрение стало туннельным, а свет лампы — светом в конце тоннеля.
Я так отчаянно цеплялся за этот свет взглядом, что не заметил, как меня накрыла тьма. Та, что отрубается, словно общий наркоз, по щелчку. Спасительная, бархатная, кромешная тьма.
А когда снова открыл глаза, с облегчением понял, что над головой снова яркая медицинская лампа.
Вот только колесо Сансары уже крутанулось, и вместо моего басовитого мата по операционной разнесся пронзительный младенческий крик.
— Алекс, там происходит что-то странное, — голос Ивана донесся до меня словно сквозь контузию.
Он казался неуместным в моих монохромных мыслях, и я с трудом вернул себя в реальность.
— Алекс, кажется, сейчас будет по-настоящему жарко, — напряженно произнес Иван, вглядываясь в баррикады противника.
— Ну, жарко не жарко, а светопреставление гарантированно, — пробормотал я, тряхнув головой и возвращаясь из обрывков воспоминаний.
— Что? — не понял цесаревич и повернулся ко мне.
Не знаю, что парень там увидел, но глаза его расширились не то от ужаса, не то от шока. Впрочем, уточнять было некогда.
— Щит подними, — скомандовал я.
Цесаревич на рефлексе развернул дубль моего щита, и я призвал магию.
Гостевой дворец, Иван Романов
Иван не видел, что конкретно происходило за бронированными автомобилями, но частота и техника атак сменилась. Это вызывало нездоровые мысли о прибывшем или прибывающем подкреплении.
— Алекс, там происходит что-то странное, — проговорил цесаревич, чувствуя, как адреналин начал шпарить еще сильнее, хотя, казалось бы, куда.
Мирный не ответил, он вообще стоял, замерев и не шевелясь.
— Алекс, кажется, сейчас будет по-настоящему жарко, — напряженно произнес Иван, понимая, что друг, скорее всего, на пределе резерва и концентрации.
Мирный что-то пробормотал себе под нос, и цесаревич повернулся к другу переспросить.
— Что?
А когда поймал взгляд Александра, почувствовал смесь ужаса и восхищения. Глаза князя Калужского были полностью черными, без разделения на белок и радужку. От парня фонило магией так сильно, что ее, наверное, даже можно было пощупать руками.
— Щит подними, — низким, неестественно глухим голосом скомандовал Мирный.
Не сказал, не попросил — скомандовал.
Иван выполнил приказ прежде, чем осознал все это. Но спросить или сказать ничего не успел — стоило ему перехватить технику, Александр сорвался с места.
Вот он стоял рядом, а вот уже одним быстрым, молниеносным, смазанным движением мчится к баррикаде британцев. Англичане, может, и не поняли, что это за самоубийственная атака, но не могли отказать себе в удовольствии пострелять по самонадеянному русскому.
Бах! Бах! Бах!
В Мирного летели пули и магические техники, и все происходило настолько быстро, что Иван даже не мог скомандовать огневую поддержку, и не мог помочь другу сам — огромный щит отнимал слишком много сил у цесаревича.
Бах! Бах! Бах!
Пули вязнут в магическом щите Мирного, стихийные техники разбиваются, точно волны о скалы. От каждого шага Алекса в
