Но поставить минный трал на головной танк означало замедлиться в четыре-пять раз. Альтернативой было использование в качестве минных тралов выставленных на отрицательный угол возвышения плазменных резаков. В этом случае скорость движения падала не столь значительно: раза в два с половиной. Зато пятикратно возрастал расход топлива!
И первое, и второе роковым образом уменьшало вероятность благополучного исхода операции.
К счастью для Растова, мин не было. Комендант планеты Навзар, опрятный старичок Хасан Керман, был по своей военной профессии пилотом и с презрением относился «ко всем этим сухопутным штучкам». Керман был свято уверен, что все сражения выигрываются в воздухе. И проигрываются в нем же. Вот такая у него была военная наука…
Гель они увидели на горизонте даже раньше, чем ожидал Растов.
Столица планеты была похожа на песочный торт, который как следует поклевала стая голодных ворон. Поклевала, да и бросила недоеденным.
Гель окружало широкое кольцо пыльной зелени. Растов уже знал — это сады, плантации чая и табака.
Над далеким космодромом висел скучный серый кирпич — военный транспорт.
Он то ли взлетал, то ли садился, но делал это так медленно, что догадаться было невозможно.
Растов в первое мгновение хотел связаться с ракетной батареей и выдать им целеуказание на космодром. Но что-то дрогнуло внутри…
Наверняка ведь эвакуируют раненых и гражданских! В точности как в феврале вывозили его Нину и других спасенных с шелковой фабрики женщин… Может быть, какой-то клонский офицер, от которого это зависело, точно так же одной минутой осознанного молчания спас Нину от смерти в огненном аду, спас ее для него…
Гель не производил впечатления прифронтового города. Над ним не колыхались плюмажи черного дыма. Не виражили истребительные патрули, не болтались вертолеты…
Из этого наблюдения Растов сделал два вывода. Первый: как и рассчитывали планировщики операции, все наличные силы конкордианцы сосредоточили за рекой, в районе Дахма-фаруд, а прикрыть Гель им попросту нечем. Второй: родные российские ВКС почему-то (из гуманных соображений?) не трогают город и объекты в его окрестностях.
Еще полчаса быстрой езды по ощебневанной дороге — и они влетели в парк строительной техники.
Дорожная развязка, назначенная Растову в качестве задачи дня, похоже, была достроена совсем недавно, вот буквально вчера…
Спихнув с насыпи экскаватор и расплющив бетономешалку, «тэ четырнадцатые», как стая белых медведей, — один за другим — выбрались на бетон автострады.
Как только рота заняла круговую оборону, Растов, которого прямо-таки колотило от нетерпения, открыл люк и выбрался на башню со своим любимым биноклем.
Наверное, у каждого русского танкиста это в крови, еще с далекой Великой Отечественной — верить только своим собственным глазам, максимум — вооруженным линзами…
Озираясь по сторонам, он охотно комментировал ситуацию, потому что знал: его ребята устали, им тоже нужна ясность.
— Ну, значит так, мужики. В качестве трофеев нам пока что достались десять экскаваторов и двадцать бульдозеров. Это, конечно, почет небольшой, но хоть не говновозки!.. На севере мост, совсем близко. А все самое интересное — на горизонте, за рекой… Вижу башни Дахма-фаруда. Там, к слову, снова идет бой… Ну а на юге у нас, само собой, Гель… И — это уже интересней — со стороны Геля движется транспортная колонна!
— Наша? — спросил Помор невпопад.
— Конечно, нет, ты чего?
— Ну, мало ли…
— Также над нами кружат родные вертолеты…
Как назло, при этих словах Растова все В-31 и «Пираньи» слаженно развернулись на юг и, прибавив тяги, с бодрым тарахтеньем понеслись прямиком на Гель.
— Куда это они? Зуев же говорил, они теперь в вашем подчинении? — Мичман Игневич был искренне удивлен.
— Это мне и самому очень интересно…
Растов попробовал вызвать Зуева. Но лампочка батальонного канала оставалась загадочно желтой.
Тогда он, выругавшись, соскочил с танка на землю и, не думая о вражеских снайперах, энергичным шагом сбежал по насыпи к своей командирской машине К-20. Там он махнул рукой в ответ на приветствие Лунина и, дорвавшись до мощной, как зверь, радиостанции, повторил попытку.
— Чего тебе, Растов? По нужде уже нельзя спокойно…
— Товарищ майор, вертолеты куда-то того… — Растов все еще тяжело дышал, бегать по испепеляющему жару было непривычно. — Улетели.
— Нормально доложи, ты где?
— Мы вышли на А-1. Заняли развязку. Тут ни одной собаки, только стройтехника ржавеет. Не успел я осмотреться, как те вертолеты, которые, как вы сказали, теперь у меня в подчинении, ни слова мне, своему временному командиру, не говоря, почесали куда-то на юг… То есть в Гель.
— Хорошенькое дело, — в голосе Зуева слышалась растерянность. — Сейчас я с ними попробую связаться. А ты оставайся на линии, чтобы я как попка все по десять раз не повторял!
Послышались звуки энергичной возни, и вновь голос Зуева — построжевший, посерьезневший.
— Это Зуев! Вызываю майора Мурадова!
— Слушаю вас.
— Прошу объяснить ваши действия! Каким курсом следуете?
— Мой курс секретен. Получил приказ с орбиты вскрыть красный пакет. Действую в соответствии с предписанием старшего начальника…
— То есть танки теперь осиротели, я правильно понимаю?
— Не могу прокомментировать. — Вертолетчик был явно не склонен церемониться.
— Ну, ты слышал, короче, Растов? — уточнил Зуев как-то слегка виновато.
— Слышал.
— Я сейчас с Кунгуровым свяжусь, буду за тебя горой стоять… Подкрепление тебе требовать!
— Не помешало бы. А то, вижу, к нам уже гости едут…
— Что еще за гости?
— Пока ерунда. Мягкая цель, колонна. Но кто знает, кого еще черти принесут?
— Покажи им там бремя белого человека!
— Есть показать бремя белого человека.
Клонская колонна состояла из пятнадцати грузовиков и цистерн.
Она, конечно, направлялась на тот берег Птичьей реки, к высоте Дахма-фаруд. Клонские водители были уверены, что находятся у себя в глубоком тылу и ничего плохого не ожидали. Танкисты Растова подпустили их практически вплотную, на восемьсот метров.
— Огонь! — хладнокровно скомандовал майор.
Осколочно-фугасные снаряды обрушились на грузовики.
Удар был таким внезапным, что лишь один водитель успел выйти в эфир, остальные погибли в полном неведении относительно того, что же произошло…
Полюбовавшись на пятнадцать остовов, пылающих посреди пустой дороги, Растов приказал сменить позицию.